- Вы думаете, что он использует нас как ширму для чего-то другого? нахмурясь, спросил Лестер Девис. Он замолчал, размышляя над услышанным. Затем пожал плечами. - Трудно сказать, мистер Хелм. Вообще-то, если бы он этим и занимался, мы бы узнали об этом в последнюю очередь...
- Верно, - признал я. - Так вот Либби Мередит утверждает, что является его суперсекретным, глубоко законспирированным агентом. Она якобы ваша коллега, но из другой конторы. Может, так оно и есть. Но это надо доказать. Пока же пусть остается связанной. Вы же приготовьте лошадей и ждите меня.
- Сколько вас ждать? - подала голос Пат Белман.
- Пока не услышите стрельбу, - ответил я. - А потом накиньте еще полчаса. Если к тому времени я не вернусь, то я не вернусь никогда, и вы будете действовать самостоятельно.
Глава 30
Утро выдалось погожее, что как раз меня не радовало. Мне больше были бы на руку вчерашний дождь и туман. Увы, сейчас небо было голубое, ярко светило солнце и видимость была отменной. Но раз я не в силах изменить погодные условия, оставалось лишь как-то заставить их работать на меня. Я двинулся на своих двоих в ту сторону, куда недавно ускакал на лошади Хольц. Я сильно напоминал сам себе Гайавату, принюхивавшегося к следу оленя.
Если Хольц и впрямь находился там, где я думал, и если он вычислил, что я выслеживаю его, с моей стороны не было никаких возражений. В конце концов, что еще я мог делать? Но если он хотел думать, что я лишь делаю вид, что выслеживаю его, то опять-таки на это была его добрая воля.
Например, если он прочитал в моем досье, что я неплохо ориентируюсь в сложных условиях, то он может начать теряться в догадках, а не собираюсь ли я вернуться в цивилизованный мир за подмогой по какой-то другой тропе или вовсе без тропы. Беспокойство заставляет человека ворочаться и шевелиться, а такого человека легче выследить, чем того, кто пребывает в полнейшем спокойствии и сидит себе, не зная печали, в укрытии. Уж лучше гоняться за Хольцем по горам, чем пытаться выкопать его из засады.
Идти было приятно, разминая мускулы, изгоняя из тела неприятные воспоминания о вчерашних побоях. Конечно, можно было бы немного лучше одеться для такой работы - ковбойские сапоги, каковых требовала роль Нистрома, были слишком легкими для лазания по камням и недостаточно бесшумными, чтобы подкрадываться к "объекту", - но в целом у меня не было ощущения, что я дал противнику большую фору. По крайней мере, из нас двоих если кто и был ранен, то именно Хольц. И опять же я не предавался терзаниям насчет того, какая одинокая и печальная у меня работа, хотя я свалял дурака и попался на удочку в том эпизоде с Хэнком.
Я отошел от лагеря на приличное расстояние, но все равно слышал протесты Хэнка. Ему не нравилось сидеть на привязи, и он во всеуслышание заявлял об этом. Наконец горный выступ отрезал звуки и шумы лагеря, и я остался один на один с легким ветерком, который причинил бы мне немало хлопот, если бы я выслеживал лося или оленя.
Первые признаки жизни в глуши я заметил довольно скоро. Почуяв мой запах, впереди меня двинулась напролом по чаще лосиха. Это подействовало мне на нервы, да и когда у меня из-под ног с шумом выпорхнул веселый выводок белых куропаток, я тоже не обрадовался. Даже заметив лошадь Хольца, привязанную к дереву на опушке, я не пришел в восторг. Когда ты вышел на охоту за зверем, который может отстреливаться, все, что шевелится, вызывает у тебя неприятные ощущения, даже если это всего-навсего лошадиный хвост. Прежде чем карабкаться по склону, я немного поразмышлял о лошади. Конечно, она могла быть оставлена на виду в качестве приманки, но все же скорее всего, Хольц просто вынужден был бросить ее, так как решил углубиться туда, где на лошади было не проехать. Потом я начал осторожное восхождение. Большой гнедой жеребец был рад видеть человека. Я отвязал его и отпустил на волю. Рано или поздно он вернется в лагерь. Рано или поздно Хольц увидит его и поймет, как далеко я забрался. Затем он начнет размышлять, почему я не скрывал своих намерений и дал знать о своем прибытии.
Следов никаких видно не было. Хольц появился здесь, когда стоял мороз. Я и на лошадь-то натолкнулся лишь потому, что двигался, ориентируясь по ландшафту и пытаясь вычислить маршрут, которым всадник мог бы воспользоваться в темноте. Но теперь, когда лес остался позади, мне вообще стало не по чему ориентироваться. Мне понадобился час, чтобы добраться до распадка, по которому удалось обогнуть гору, выходящую на озеро и лагерь. Подъем был крутым, местность - открытой, и с этой высоты я разглядел наконец-то, что мне вчера показалось осенним снегом на вершинах, - то были самые настоящие ледники.
Светлые же точки, маячившие на горном склоне передо мной, при ближайшем рассмотрении оказались горными козлами. Завидя меня, они быстро исчезли, двигаясь с такой легкостью, словно гуляли по ровной лужайке, а не по каменистому склону в сорок пять градусов. Самое неприятное тут заключается в том, что я пересекал открытые места не так быстро и не так ловко как они и представлял собой отличную мишень для любого желающего со снайперской винтовкой. Но выстрелы так и не прогремели.
Полагаясь исключительно на интуицию, я описал более широкий круг, чем Хольц - если он и впрямь совершил это восхождение, - чтобы занять удобную позицию над озером и тропой. Затем я стал двигаться в обратном направлении, полагая, что окажусь в той же долине, какую недавно покинул, но вместо этого я оказался в маленьком каньоне с отвесными стенами, и мне пришлось порядком потрудиться, спускаясь вниз. Я не прочь путешествовать на своих двоих по холмам и долам, но альпинист из меня плохой, особенно в такой обуви. В конце концов, я достиг дна ущелья, съехав на заду с немалым ущербом для нистромовских брюк. Потом я некоторое время двигался по руслу ручья, перебираясь через поваленные деревья и валуны, и вскоре увидел тот самый водоем, который меня интересовал, - внизу и справа, именно там, где я и хотел его видеть. Я осмотрел винтовку, надеясь, что она выдержала путешествие лучше, чем мои руки и колени, не говоря уж о копчике.
Дальше я двигался неспешно и с большой осторожностью. Я двигался, пригнувшись, в зарослях, пока не оказался неподалеку от того места, где скорее всего и находилось укрытие Хольца. Дальше продвигаться было очень небезопасно. Я снял свои сапоги, заткнул их за пояс и проделал последний отрезок в гору уже босиком, вернее, в носках. Впрочем, я куда чаще использовал при подъеме руки и колени, а иногда, когда того требовал рельеф, и вовсе полз на животе.
Мне пришлось порядком потрудиться, но когда я добрался до нужного места, то понял, что усилия мои не пропали зря. Укрывшись в лощинке, поросшей кустарником и высокой травой, я мог видеть и само озеро, и каменистые останки оползня. Я был уверен, что там рано или поздно появится Хольц. От меня до этих камней было двести пятьдесят ярдов - вполне приемлемое расстояние, учитывая свойства позаимствованной мною винтовки. Правда, я не видел лагеря, его скрывал выступ горы, но в отличие от Хольца мне не нужно было держать его под наблюдением. По крайней мере, мне так казалось.
Тем не менее, именно в лагере и произошли какие-то непредвиденные события. Часа через два напряженного ожидания я услышал, как оттуда донесся звук одиночного выстрела, усиленный горным эхом. Я потянулся за винтовкой довольно бессмысленный жест, надо сказать, учитывая расстояние и все прочее. Я вдруг испытал неприятное ощущение неудачи. Как и в случае с Либби, я почувствовал, что мои аналитические усилия пошли не по тому направлению. Возможно, Хольц повел себя совсем не так, как я предположил.
Вместо того чтобы послушно сидеть на горе и ждать, пока я его не обнаружу, он, видать, пробрался назад в лагерь, где я как раз его и не ждал. Теперь он небось расправлялся со слабейшими из нашей команды, радуясь тому, что я оказался совсем в другом месте.
Я начал было подниматься, затем снова опустился на землю. Я потратил немало времени и сил, чтобы занять эту позицию, и покинуть ее означало бы провалить эту операцию. Я все равно не мог тотчас же перенестись в лагерь и оказать помощь тем, кто в ней нуждался, а потому прилег и стал вслушиваться. Вскоре я услышал новые выстрелы: на сей раз пять выстрелов один за другим словно автоматная очередь. Я понял, что это была не обычная винтовка, способная сделать четыре выстрела, а карабин, причем в руках эксперта.