на самой низкой ноте Маджини остановилась, перевела дух в интервале наслаждения, утонув где-то… Вирджиния снова, в экстазе, закрыла глаза, ей показалось, что она больше не в силах двигаться, ей нужна была хоть одна целая нота, с короной, где можно было бы опустить смычок, передохнуть, но музыка не останавливалась, а продолжала вытягивать ее из самой себя, и она просто отдалась этому бесконечному легато, сочетанию отдаленных звуков, в которых тридцать вторые следовали в своем движении одна за другой, переплетаясь и накладываясь друг на друга, напирая…
и в этот момент Вирджиния почувствовала резкую боль,
увидела, как сама она переворачивается,
Вирджиния отразилась в Вирджинии,
Вена — в Вене,
Маджини — в Маджини,
и всё вдруг стало другим, ее ноздри ощутили запах цветов — свежих, полумертвых и мертвых, она вдохнула этот запах, увидела перед собой мужчину, увидела и свое собственное одиночество, уставившееся на него и пальцами перебирающее струны, и ей захотелось как-то воплотить этот свой выход из себя, дать ему направление, проникнуть в него, в его оборотную сторону, проникнуть с этим «другим», новым в себе…
Вирджиния шагнула вперед, легко наклонилась, вынесла скрипку вперед перед собой и вошла в мажор…
Сейчас, вспоминая, она видела все это особенно ясно и отчетливо, может быть потому, что уже не слышала музыку — она стихла внутри, перейдя в немое молчание, совсем физически сосредоточившись в ее пальцах, проросла в ней, словно какой-то орган, и тема заговорила другим голосом — так, как она слышала ее этим вечером на концерте, еще не понимая точно, что это такое, в зримых тонах, абсолютно точных, потусторонне холодных, превративших ее в придаток инструмента, его часть… может быть, в этом плену, в котором она оказалась не по своей воле, она прошла свой собственный путь, а сейчас наконец-то оказалась в другом месте, в другой своей половине… в сознании возникли два ее собственных профиля, которые она видела несколько часов назад в своей гримерной, такие разные, способные всматриваться друг в друга, а может быть, она просто разглядела их в глазах мужчины напротив… или окончательно проникла в двойственную душку Маджини, в ее невозможность быть «ею» и невозможность быть «им», когда музыка окончательно уйдет внутрь и прорвет границу звучности…
вот сейчас, подожди, я могу сама, ты только слушай, слушай меня своим телом…
и Вирджиния увидела — он согласился с ее перевоплощением, опустил смычок и скрипку, прикрыл глаза, отсчитывая беззвучные интервалы, в которых Маджини начала вытягивать звук за его собственные пределы, с его обратной стороны, тянуть его через смычок и пальцы Вирджинии…
… а сейчас играй сама и начни совсем нежно…
она слышала это без слов, сосредоточив в своих руках невыразимое dolce, потом снова dolce, но все напряженнее откуда-то изнутри тон стал расти в только-только начинающемся crescendo, и ее пальцы готовились к нему в восьмушках, шестнадцатых, прерывались в резких ударах арпеджио, потом в diminuendo, правда, совсем кажущемся, потому что оно не сокращало, а наоборот — концентрировало силу… и внезапно взорвалось
sempre staccato… sempre staccato…
ее пальцы вдруг стали острыми, и Вирджинии показалось, что она видит гвозди, вбитые под навесами балконов в Вене, на ее оборотной стороне,
sempre staccato
и капля крови,
а потом ледяная крошка снега…
и снова капля, и снова снег…
sempre staccato
sempre staccato
sempre staccato
ей почудилось, что она попала в тоннель, где неминуемо потеряется, воронка за пределами звучности окончательно поглотила ее, и тон, «вбитый» в уши, распался в октаву, начал играть сам с собой, обходя свои высоты, а Маджини проникала все глубже и глубже
at forte
fortissimo
она уже совсем не чувствовала своих пальцев, вся превратившись в руки, которые впивались в струны, а потом струны впивались в них, и боль была нестерпимой…
… и тогда он снова поднял скрипку, вошел в ее последнюю тему, зафиксировав ее,
удвоил тоны и звучность в унисоне, в котором никакое различие уже не имело смысла — да, да, будь мною…
будь мною…
sempre forte e largamente…
в эти мгновения у нее не было тела. Или оно распалось на мелкие осколки… а сейчас нужно было играть совсем медленно и с его помощью собрать эти осколки, удержав последний тон, признать…