Он лично погасил свет на сцене, сейчас он там приглушен.
Спокойно. Никакого шума. Далеко видно все.
Кресла. Ложи, он там не садится, они для важных господ.
Этот вечер обещал быть совсем таким же, как всегда, но оказался беспокойным, из-за цветов. Тот парень забрал всего один цветок… почему один, белый…
Когда его охватывает беспокойство, его глаза начинают слипаться.
Веки тяжелеют и опускаются.
Он хочет спастись.
… ему кажется, что он видит того парня, который нес скрипку и потом цветок, белый, а потом исчез в пелене снега, тоже совсем белого, нет, он видит не его, а того ангелочка, что висит над сценой… с кудрявой головой… утонувшего в цветах…
… ну а мне-то что делать с цветами?
Он уже засыпает, но ничего бы и не мог ни придумать, ни сделать. Значит, лучше всего уйти, погасить свет, чтобы все погасло за ним…
… закрыть…
… ключи ему доверены…
… сторож…
… и пять шагов до входа…
Ut queant laxis
Resonare fibris
Mira gestorum
Famuli tuorum
Solve polluti
Labii reatum
Sancte Johannes
ступени
ступени.
У ВХОДА В МОРЕ
Душа своим способом высказываться говорит здесь как будто с одним лицом, а просит мира у другого. В самом деле она говорит: «Да лобзает Он меня лобзанием уст своих», — и сразу же после этого добавляет, обращаясь как будто к тому, с кем она находится вместе: «Ласки Твои лучше вина». Я этого не понимаю и нахожу большое удовольствие в этом непонимании.
Св. Тереза Авильская.
Из книги «Размышления на „Песнь Песней“».
ЗЛАК
… воздух за стеклом зеленый и подвижный, он приближается, отдаляется, облизывает окна, рассеивается, и тогда это зеленое светлеет, становится прозрачно-зеленым, словно видение зеленого, потом это видение исчезает, появляется вновь и начинает перебирать листья в кроне деревьев, их листья зеленые, но и воздух тоже зеленый и иногда он густеет, надавливает на стекло и старается проникнуть внутрь, пузырьки лопаются, булькая, такие воздушные в воздухе… я хочу их потрогать, мне зачем-то нужно их потрогать, но вместе с ними мне в грудь проникает это зеленое, и оно такое густое, что я начинаю кашлять… мои глаза открыты, я вижу стекло, зеленый воздух за ним, его формы, совсем ясно ощущаю кого-то рядом с собой, но не знаю, кто это… нужно открыть глаза, чтобы увидеть его… плотность зеленого воздуха мне мешает…
— а потом?
— а потом ничего.
Он просто повторяется, этот сон. Даже проснувшись, я каждый раз понимаю, что он повторяется: чередование почти неразличимых по тону зеленых пятен, линий, отдельные точки, переливающиеся одна в другую, совсем незаметные в зеленой массе воздуха… как в сериях Шёнберга, только цветные, или на кардиограмме, эти зеленые пульсации сердечного ритма — картина минималиста, попытка уловить неуловимость зеленого… зеленый квадрат Малевича…
Я рассказала свой сон дочери рано утром, я так описала его, чтобы она меня поняла, пока мы сидели на террасе и созерцали зеленоватое море вдали. Она пришла попрощаться перед возвращением в Софию. Вчера привезла меня сюда на своей машине, но переночевать ей пришлось в поселке, потому что посторонним в санатории оставаться не разрешается. Сама не знаю, с чего вдруг мне пришло в голову описать этот сон перед ее отъездом, наверное, потому что он так навязчив, этот сон, а я подумала, что, рассказав о нем, освобожусь от него и зеленое наконец-то перестанет меня мучить…
— так я проснулась, и потом долго все вокруг мне казалось зеленым.
Это действительно так, тот сон — первое, что я вспоминаю, а она посмотрела на меня сочувственно и спросила, сильно ли это меня тревожит.
да нет, так… самую малость, наверное, хочу понять, кто это был рядом со мной и продолжает быть… если бы я не проснулась точно в тот момент, я бы его увидела, и тогда, может быть, сон больше не повторялся… но, скорее всего, это была ты.
Правда, я сказала это просто так, для успокоения, ее или моего, потому что, когда я проснулась, она действительно была рядом, но я же знаю, что тот был другим.
— Не бери в голову, — сказала я ей, — здесь тихо, буду смотреть на море, к тому же мы столько книг привезли с собой… я всегда мечтала о таком отдыхе, вот и отдохну.
Сквозь стеклянную дверь Анна посмотрела на стену комнаты, я еще с вечера успела расставить все книги — они заняли две полки над письменным столом.