«Боже, дай нам знамение».
Воскрешение Лазаря ушло в далекое прошлое. Никто из живых не слышал его смеха.
«Почему нет знамения?»
Очень часто Дэмьену хотелось жить в одно время с Христом, видеть его, дотрагиваться до него, смотреть ему в глаза. «О Господь, дай мне увидеть Тебя! Дай мне узнать Тебя! Приди ко мне хотя бы во сне!»
Сильная тоска охватила его.
Каррас сидел за письменным столом и держал ручку. Возможно, не отсутствие времени заставило архиепископа молчать. Видимо, он понял, что вера и любовь неразделимы.
Архиепископ обещал рассмотреть просьбу Дэмьена, но до сих пор так и не дал ответа. Каррас написал письмо и пошел спать.
Он с трудом проснулся в пять часов утра и пошел в часовню «Уэйджел-Холл». Там он достал гостию[4], вернулся в свою комнату и стал молиться.
«Et clamor meus ad te veniat»,— страдальчески шептал он.— «Да приблизится к тебе вопль мой...»
Сосредоточившись, Дэмьен поднял гостию со смутным воспоминанием прежней радости. В этот момент он почувствовал на себе пристальный взгляд, светящийся издалека и несущий в себе давно потерянную любовь.
Священник разломил гостию над потиром.
— В мире я оставляю тебя. Мое смирение я отдаю тебе.— Дэмьен сунул гостию в рот и проглотил вместе с комком отчаяния, застрявшим в горле.
Когда месса была окончена, Каррас тщательно вытер потир и осторожно положил его в портфель. Затем быстро встал и пошел на вокзал. Священник торопился на утренний поезд в Вашингтон и уносил в своем черном чемоданчике боль и страдание.
Глава третья
Ранним утром одиннадцатого апреля Крис вызвала по телефону своего врача в Лос-Анджелесе и попросила его проконсультироваться у известного психиатра относительно Риган.
— Что случилось?
Крис объяснила. На другой день после дня рождения она вдруг заметила резкую перемену в поведении и настроении дочери. Бессонница. Раздражительность. Приступы злости. Она разбрасывала вещи. Кричала без причины. Не ела. Вдобавок ко всему у нее появился избыток энергии. Она постоянно двигалась, бегала, топала ногами, прыгала и ломала вещи. Совсем не занималась уроками.
Выдумала себе несуществующего друга. И совершенно ненормальными способами привлекала к себе внимание.
— Например? — спросил врач.
Во-первых, стук. С тех пор как Крис обследовала чердак, она слышала этот стук еще пару раз. Риган находилась в своей комнате. Когда же Крис входила к ней, стук прекращался. Во-вторых, Риган постоянно «теряла» вещи: то платье, то зубную щетку, то книги, то туфли. Она жаловалась, что кто-то «двигает» ее мебель. В довершение всего утром после вечеринки в Белом доме Крис увидела, что Карл передвигает письменный стол в спальне Риган с середины комнаты на прежнее место. Когда Крис спросила его, что он делает, он повторил свои слова «кто-то шутит» и отказался от дальнейшего обсуждения этого вопроса. Вскоре Риган пожаловалась матери, что ночью, пока она спала, кто-то опять переставил всю ее мебель.
После этого случая все подозрения Крис слились воедино. Стало ясно, что все это делает сама Риган.
— Ты имеешь в виду лунатизм? Она делает все это во сне?
— Нет, Марк. Она делает это вполне сознательно. Чтобы привлечь к себе внимание.
Крис рассказала и о трясущейся кровати. Это повторилось еще дважды, и каждый раз Риган просилась спать вместе с матерью.
— Ну уж у этого может быть вполне реальная основа,— предположил врач.
— Нет, Марк, я не говорю, что кровать тряслась. Я сказала, что она говорит, будто кровать трясется.
— А ты уверена, что кровать не трясется?
— Нет.
— Возможно, это клонические судороги,— пробормотал врач.
— Что-что?
— Температура есть?
— Нет. Ну и что ты думаешь по этому поводу? — спросила Крис.— Вести ее к психиатру?
— Крис, ты говорила про уроки. Как у нее с математикой?
— А почему ты спрашиваешь?
— Ты мне не ответила,— настаивал Марк.