– Здесь, по старой углеческой, – Блеснувшие стёклышки остановились на двухсотой отметине. – Улейма. Вот сосредоточенье. Глубокое залегание фундамента, залежи алюминия, магматические… всё говорит о том, что и здесь есть алмазы. В это просто никто не верил. А кто верил, не искал. Не только алмазы, конечно, – воодушевлялся Антон Ильич, переходя с шепота на крик. – Что, перестали быть нужными редкоземельные элементы? " История геологического строения бассейна Волги", " Неотектоника древних платформ", " Минералы под ногами", это что? – Антон Ильич хватал с полки рукописи и бросал пачки на кресло. Листы взлетали, сыпались испещрённые главы.
После хозяин осел, взирая нерадостно на взрыв злости.
– У меня даже на машинку денег не было, – грустно улыбнулся он и пошёл из комнаты прочь. – Завтра, Яша, завтра.
Но назавтра ничего не произошло.
Туманному дню предшествовала удушающая ночь, с непонятной тишиной и каким-то общим ожиданием недобра.
Предчувствие плохого в воздухе ощущал и Антон Ильич. Он усердно работал до первых петухов, не прекращая пить воду из стакана, помешивая её перед тем, словно и не вода это была, а чай, индийский " с брёвнами " и с сахаром. Иногда, отрываясь от бумаг, взор скользил по полосатым стенам, вдруг просыпался и, оглядывая потускневшую действительность, блек.
– Всё. Готово. – Мужчина посмотрел на золочёную оправу и удовлетворённо улыбнулся. – Вот где они будут с их предложением.
– Что за предложение, Антон Ильич? – интересовался Яков.
– А-а, так, ерунда.
Предыдущие дни голубой экран надрывался новостями о кимберлитах. Крупицы известного обсасывались всеми на всех каналах. Но то, что Кашуба счёл назвать ерундой, вылилось совсем в другое русло, с иным течением.
– Аэрофотосъёмка. М-43 и М-44.
– Хорошо, хорошо, Яков Алексеевич. Знаете, мне что-то не по себе. Волнение, верно. Вы бы позвонили в институт.
ИМГРЭ молчал. Гудки уходили в безмолвие и не возвращались обратно.
– Никто не берёт трубку, – пожал плечами Яков Алексеевич, изумлённо уставясь на хозяина тридцати квадратов.
– Плохой признак. А ну-ка я.
Часы с боем пробили десять раз и замерли.
Выглянув на улицу, Яков не увидел ни привычной толпы любопытных, ни охраны. Дом словно опоясался невидимой красной лентой с надписью " не подходи, опасно".
Ничего не понимающий пожилой господин, по-привычке включил телевизор. Сухой бесстрастный голос, лившийся с первого канала, обмолвился о главном.
– Кашуба – стало нарицательным именем лжеучёного. Академик Совко утверждает, что нет и быть не может того, о чём совсем недавно заявил бывший доктор наук, а ныне выживший из ума пенсионер.
– Я ничего не заявлял. Я и доклад ещё не делал, – проговорил человек, мгновенно бледнея. Губы, осклабившись, начали подёргиваться, а на лоб высыпался бисер пота. – Ничего ведь…
– Успокойтесь, Антон Ильич, это какая-то ошибка. Я сейчас всё узнаю. – Яков Алексеевич бросился в коридор.
– Не надо, Яша, доклада не будет, – тихо прошептал сидевший. – Я понял.
Ничего не расслышавший обладатель блестящих стёкол собирался выбежать на лестницу, когда окно в комнате разлетелось вдребезги, осыпая сверкающими осколками протёртый ковёр.
– Что это?
– Камни, стало быть, – отозвался Антон Ильич, подзывая друга. – Не ходите никуда. Тщетно. Они сами позвонят.
– Я вызову милицию.
– Зачем милицию? Не нужно. Всё равно… – Пожилой человек не договорил и, сомкнув веки, повалился на бок.
– Антон Ильич, Антон Ильич, – зашептал гость, испугавшись тихого приступа.
" Скорая «и» Канарейка " прибыли одновременно.
Спрашивали Якова Алексеевича по очереди.
Потускнела оправа, погасли стёклышки, а за ними и глаза от странного удушья превратились в цвет талого снега.
– У него болело сердце?
– Да.
– Кто кидал камень?
– Не знаю.
– Может, у него в роду были инфарктники?
Плечи отвечающего взметались и опускались.
– А квартиру кто поджигал?
– Какую квартиру?
– Эту, эту, – давился от простудного кашля лейтенант, указывая на потемневшую со стороны площадки, дверь.
" Кимберлитовый труп", – вещала не до конца замазанная белой краской именная табличка.
Якову Алексеевичу стало холодно и тошно. Он спустился вслед носилкам и поглядел на зияющую дыру окна.