— Закончил.
— Может быть, еще есть у кого вопросы?
— Нет, — ответил кто-то из зала, — хватит и этих.
— Вопросы господина Димитрова не новы для нас. Не впервые мы встречаемся с ними… Впрочем, начнем.
Проповедник взошел на кафедру, раскрыл библию и начал;
— В разделе тридцать восьмом «Деяния апостолов» сказано…
— Ну как же можно доказывать свои тезисы чем-то таким, что само подлежит доказательству? — прервал его Димитров. — Перед вами целая наука с огромным многовековым опытом, а вы хотите словами, написанными неизвестно кем, побороть эту науку…
— Господин Димитров, — повысил голос проповедник, — для нас божественное откровение — это догмы, которые нам доказывают все. Тут вы абсолютно несостоятельны, и я считаю ваш аргумент провокационным… Я просто не понимаю, как наша управа допускает такие богохульные вопросы в присутствии учеников. Прошу вас, господин Димитров, задавать вопросы без издевки над священным писанием. Если вопрос в том, чтобы цитировать труды ученых и философов, то я мог бы процитировать такого философа, как Беркли. Но я считаю излишним отклоняться от нашей прямой задачи. Итак!
Проповедник снова прикрыл глаза, и из уст его вновь полились цитаты из библии. Наконец, считая свое дело законченным, он закрыл библию и объявил собрание закрытым. Когда слушатели ушли, проповедник отправился к ректору училища и вел с ним продолжительный разговор об опасном оппоненте.
Весь городок заговорил о беседе в воскресной школе. С того дня интерес к лекциям стал заметно повышаться. Зал едва вмещал желающих. Возникали оживленные диспуты. Управа несколько раз просила Димитрова не выступать, но, не добившись своего, наконец, объявила, что для него нет места в типографии.
Димитров остался без работы и вновь перебрался в Софию.
У ШАХТЕРОВ
Семья росла. Теперь в ней уже было восемь детей: Георгий, Магдалина, Никола, Любомир, Костадин, Борис, Тодор и Елена. Большая и веселая семья.
Согнувшись над станком, Парашкева ткала, чтобы одеть детей, мужа и себя. Худенькая, смуглая, с большими черными глазами, с закатанными по локоть рукавами и заткнутым за ухо цветком, она, казалось, всегда была готова к работе и веселью. Все в квартале ее уважали. Шли к ней за советом и просто побеседовать. И всякому она находила доброе слово.
Димитр по целым дням не отрывал головы от иглы. Чинил старые и шил новые шапки. Иногда прихватывал работу и на дом.
Дети, вырастая, уходили учиться ремеслу. Некоторые уже обзавелись своей семьей и отделились. При стариках остались Елена, Костадин и Тодор. Никола уехал в Россию. Устроился переплетчиком в Одессе. Он хотел работать и учиться. Но царские жандармы арестовали его за революционную деятельность и выслали в Сибирь. Перепуганный отец пытался ходатайствовать об освобождении сына, но он ответил ему из тюрьмы: «Отец, если ты хочешь, чтобы я покончил самоубийством, то принимай меры к моему освобождению… Я не преступник, чтобы просить милость у царя». Никола умер в Сибири от туберкулеза накануне Октябрьской революции, в 1917 году.
Вернувшись из Самокова, Георгий продолжал работать в типографии. Жил у родителей, но был уже самостоятельным, независимым членом семьи. Общественная и политическая деятельность занимала центральное место в его жизни, и это не удивляло никого. Сначала он был избран членом контрольной комиссии профсоюза рабочих-печатников, где развил большую деятельность. Вслед за этим, в 1904 и 1905 годах, стал секретарем софийской партийной организации. В то же время он был избран и управделами Общего рабочего профессионального союза Болгарии. Вот тогда-то Димитров и работал в маленькой комнате партийного клуба вместе с Георгием Кирковым.
Каждый вечер Димитров допоздна проводил в партийном клубе: дела, собрания, встречи, разговоры. Времени не хватало. Для статей и докладов приходилось прихватывать ночные часы. В эти часы Георгию часто помогала его сестра Магдалина, Она писала, а Георгий диктовал.
В 1905 году вспыхнула первая русская революция. Русские рабочие и крестьяне поднялись, чтобы сбросить царя, кровопийцу и мучителя народа. Русская революция послужила примером рабочим многих стран. Поднялись на борьбу с тиранами и болгарские рабочие. Стали смелее требовать от хозяев повышения заработной платы, улучшения жилищных условий, человеческого обращения, восьмичасового рабочего дня. Стачки заполыхали по всей Болгарии[8].
18 июня 1906 года в Пернике началась большая стачка шахтеров. Перник тогда тонул в дыму и чаду, угольной пыли и шлаке. Людям жилось тяжко. Каждый год из близлежащих сел сюда приходили в поисках работы молодые здоровые крестьянские парни, а через короткое время работа в шахтах превращала их в дряхлых стариков. Они недоедали, недосыпали, жили в темных, полуразвалившихся лачугах. Ругань начальства, а то и побои сыпались на их головы. Им запрещалось создать свой профессиональный союз, который встал бы на их защиту. И вот 18 июня 1906 года шахтеры вышли из шахт и заявили, что они не вернутся на работу, пока не будут удовлетворены их требования.
8
В 1905 году, после выборов Димитрова управделами Общего рабочего профессионального союза, он оставляет работу в типографии и полностью отдается общественной деятельности. Рабочий класс Болгарии приобретает в его лице талантливого организатора и руководителя стачечной борьбы. В своей статье в теоретическом органе партии в журнале «Ново време» в мае 1906 года он пишет:
«Под влиянием рабочих социалистических организаций частые забастовки, которые вначале были почти только стихийным проявлением накипевшего недовольства у рабочих против безмерной эксплуатации, в последнее время все больше принимают характер организованной борьбы за улучшение условий труда и становятся хорошей школой классового воспитания рабочих».
В другой статье он вновь подчеркивает необходимость «сегодняшнее стихийное движение превратить в сознательное, организованное движение».