— Большинство! — выкрикнул Димитров.
— Не спешите! — оборвал кмет.
— Большинство! — повторил Димитров.
Кмет вздохнул, вытер со лба пот и спросил:
— Есть ли воздержавшиеся?
— Только один!
— Других нет?
— Нет…
— Значит, нет! Так и запротоколируем: большинство — за служащих общины, — подвел итог Димитров.
— Ну, это еще как сказать… — огрызнулся кмет. — Большинство в один голос — великое дело…
— И все же большинство! — заключил Георгий Димитров.
…Двери в зал вновь раскрылись, и советник, который ходил вызывать полицию, ошалело закричал:
— Господин кмет, община блокирована! Попытался связаться с городом, все телефонные провода перерезаны! Мы изолированы!..
Все повскакали с мест. Кмет кричал:
— Что значит изолированы? Вызовите полицию!
— Какая там полиция… Входы в общину охраняются неизвестными лицами. Нельзя ни войти, ни выйти.
— До свидания, господа! — Димитров вежливо улыбнулся и вышел.
Советники и кмет долго смотрели ему вслед… [25]
«Правительство и буржуазия торжествуют сегодня, — писал Димитров в брошюре «Поражение и победа», — что они победили стачку транспортных рабочих, воображают, что нанесли поражение всему болгарскому пролетариату и коммунизму. Поспешное торжество! Они забывают народную мудрость: «Смеется тот, кто смеется последним!» Не может быть никакого сомнения в том, что болгарский пролетариат из сегодняшнего временного поражения одной его части сумеет почерпнуть новые силы, улучшить и отточить свое оружие борьбы и ускорить свою окончательную победу над капитализмом».
ЧЕРЕЗ ЧЕРНОЕ МОРЕ
В июне 1920 года партия решила направить Димитрова вместе с секретарем Центрального Комитета Василом Коларовым делегатом на Второй конгресс Третьего Коммунистического Интернационала в Москву.
Прекрасный оратор, образованный юрист и высококультурный человек, Васил Коларов был в Коммунистической партии представителем передовой части народной интеллигенции. Его роль в партии идеально сочеталась с ролью Димитрова. Политическая и личная дружба двух коммунистических деятелей становилась все теснее и глубже. Не случайно именно их послала партия своими делегатами на конгресс Коминтерна.
Путешествие в Москву в то время было связано с большими трудностями. Пробраться в Москву можно было только или через Германию, или по Черному морю. Путь через Германию был исключен, потому что в Польше еще бушевала война и западные границы России были закрыты. Оставался только черноморский путь: Варна — Одесса, хотя это и было сопряжено со многими опасностями и риском. Берега Крымского полуострова охранялись английскими и французскими крейсерами. В Крыму хозяйничали белогвардейцы.
Болгарские делегаты Васил Коларов, Георгий Димитров, Христо Кабакчиев и Никола Максимов решили ехать через Черное море. Начались лихорадочные приготовления.
Коларов и Димитров прибыли в Варну. Здесь, на вокзале, их встретил Никола Пенев, связной Центрального Комитета.
— Ну как, все готово? — спросил Коларов.
— Да, лодки ждут у берега.
— Тогда идем.
За железной дорогой вошли в заросли камыша и направились к Варненскому озеру. Летний день варненцы проводили на берегу моря, а потому здесь, у озера, было тихо и безлюдно, что давало нашим путникам возможность незаметно добраться до условленного места.
Приблизившись к озеру, Никола Пенев осторожно раздвинул тростник и огляделся. Перед ним блестела тихая гладь озера.
— Можно идти!
Димитров ускорил шаг. Следом за ним — Коларов. Когда кончились тростниковые заросли, открылся чистый песчаный берег. Метрах в десяти от берега на воде слегка покачивались две лодки со спящими в них лодочниками.
— В этих скорлупках плыть в Одессу? — спросил Коларов.
— У них есть и паруса, — как бы успокаивая, ответил Пенев.
— Ну, совсем как великая армада! — усмехнулся Димитров.
— По хорошей погоде через два-три дня будете в Одессе.
— А лодочники подходящие?
— Нейтральные люди; кто им платит, тому и служат, — ответил Пенев. — А пока, товарищи, назад в камыши, здесь нас могут увидеть.
Коларову не сиделось. Он пошел еще раз поглядеть лодки. Лодочники все еще спали. В лодке валялись пустые бутылки, куски хлеба, колбасы и сыра. Видно, лодочники перед долгим путешествием основательно выпили. Не восхитили Коларова и сами лодки: одна могла взять двух, вторая — трех человек. Но что делать, уж очень велика цель, ради нее можно пойти на любой риск.
25
На другой день после заседания, 13 февраля, Димитров писал жене:
«Мое появление в Совете свалилось на наших врагов как гром с ясного неба. Понятно, что широких это как варом обдало. Они, бедненькие, рассчитывали мое отсутствие при решении вопроса использовать как большой капитал для долгих месяцев агитации против нашей партии. И вдруг выскользнула из рук такая добыча…»