— Да, мой брат. Его хотели схватить живым, но не сумели. Три часа он сражался с жандармами. Когда кончились патроны, он подорвал себя бомбой.
Пастушонок рассказывал об этом звонким детским голосом, как рассказывают хорошо заученный урок. Ему так часто приходится рассказывать о героическом подвиге брата — гордости не только семьи, не только села, но и всей околии. Чувствуя дружелюбие приезжих и искренний интерес к судьбе брата, пастушонок стал рассказывать боевую историю своего села, из которого вышло пятнадцать партизан.
Из лесу показался седой старец с длинной пастушьей палкой в руках. Мальчонка сначала было смутился, а потом еще жарче прежнего повел рассказ о героических партизанских делах.
В разговор вмешался старик. Был он очень словоохотлив. Димитров и его спутники присели на сухой пень огромной вербы. Старик оказался дедушкой пастушонка. В годы войны был ятаком — партизанским помощником. После победы народа стал одним из основателей трудового кооперативного земледельческого хозяйства в своем селе.
— Трудно было до 9 сентября, — говорил старик, — и голод, и побои, и смерть преждевременная…
— А сейчас как? — спросил Димитров.
— Сейчас-то, — повторил нараспев старец, — сейчас мы у власти, но не подумай, что очень легко управлять.
Старик поглядел исподлобья на Димитрова и продолжал поучительно:
— Власть — опасное дело. Сейчас все таращат глаза на нас и вопят: подождем, что коммунисты сделают: до 9 сентября они всех критиковали, людям сказки о счастливой жизни рассказывали. Поглядим, куда теперь сами дело поведут.
— Ну и как? Хорошо дело ведете?
— Да как тебе сказать! Хорошо, но еще не так, как нужно. Все что-нибудь хромает. Не умеем еще управлять. Нет опыта. Вот, к примеру, пока хозяйство налаживали, навидались видов. То то забыли, то это пропустили, то того интересы задели, то этого обидели… Трудно шло. А то, поглядишь, кое-где и вообще концы с концами не свели. Трудно. Хорошо, что там, наверху, есть кому думать. А то так и гляди вляпаешься…
— Кто же это там наверху думает? — спросил Димитров.
— Как кто? Это все знают: Георгий Димитров. Дай ему бог здоровья. Без него завалили бы мы дело. Раз он с нами, что бы ни произошло, мы победим.
— Хороший полководец без хороших солдат ничего не стоит, — возразил Димитров, — так что ты, дедушка, не совсем прав.
— Верно, — согласился старик, — но все-таки по-другому получается, когда можем себе сказать: подождем, посоветуемся с товарищем Димитровым, он скажет, как поступить, что делать. Или же опять: подождите, пожалуемся Георгию Димитрову, он нас выслушает, как отец. Вот, к примеру, три месяца назад в околийском комитете свил себе гнездышко один, как его люди прозвали, губернатор. Вмешивался в наши дела, ругал людей, угрожал, силой заставлял входить в кооперативное хозяйство, исключал из партии…
— Что же вы с ним сделали?
— Написали товарищу Димитрову.
— А он?
— Ответил.
— А дальше?
— Рассчитались по всем статьям… Убрался ко всем чертям губернатор. Когда мы его порастрясли, оказалось, что под благочестивой маской фашистская рожа пряталась…
Старик послал мальчонку за стадом последить, откашлялся и сказал:
— По-моему, товарищу Димитрову надо почаще посылать своих людей к нам, в низы. Пусть приезжают, поглядят, как мы живем, как работаем. Да и нас послушают. Будут приезжать к нам чаще — и у нас будет меньше ошибок и у них тоже. А не будем ошибаться — лучше будем управлять. Так я думаю. И мы и они лучше будем управлять.
— Все это верно, дедушка, — ответил ему Димитров, — но и вы должны чаще обращаться к Димитрову, писать ему о непорядках. И не только ему, но в Центральный Комитет партии. Да. Без борьбы ничего не завоюешь, ничего не достигнешь…
Димитров пожал руку старику и направился с товарищами к автомобилю. Старик проводил их до машины. Ему все хотелось спросить, кто они, но сделать это почему-то не посмел. Машина тронулась. Подбежал запыхавшийся мальчонка с собакой, встал рядом с дедом и замахал рукой удалявшейся машине. Димитров, высунувшись в окно, отвечал им тем же. Позади старика и мальчонки возвышалась пирамидка с красной звездой. Она блестела над полем, утонувшим в весенней зелени…
В этот день Димитров не раз останавливал машину на шоссе. Шел на поля, где работали крестьяне, расспрашивал о жизни, о нуждах. Крестьяне рассказывали ему обо всем. Когда же узнавали его, не хотели отпускать..
В городах, которые встречались на пути, он заходил на фабрики, беседовал с рабочими.
И всюду, где он проезжал, оставался светлый след радости, крепла воля к действию, к работе…