Димитров открыл портфель и увидел в нем железную трубку, запаянную на концах. Объяснения не требовалось. Везли секретное шпионское письмо. Трубка полетела в море.
— Что еще есть, выкладывай! — потребовал Коларов.
Лодочник вынул из-за пазухи конверт, сложенный пополам. Коларов быстро пробежал извлеченное из конверта письмо.
— Сведения о румынских войсках в Добрудже… Здорово!
Коларов быстро порвал письмо в клочья и швырнул за борт. Почти в тот же момент с канонерки раздалась команда на русском языке.
— Убрать парус!
Канонерка подошла вплотную. Матросы быстро перебросили на лодку трап. Лейтенант отдал приказ: оставить лодку и подняться на канонерку.
Коларов и Димитров перебрались на канонерку. Их тут же обыскали, но ничего предосудительного не нашли. Раздраженный таким результатом лейтенант сердито бросил:
— Выкинули в море… Ну ничего, в комендатуре расскажете правду. Большевистские агенты!
— Никакие мы не агенты. Мы болгарские депутаты.
— Болгарские депутаты! А что ищут болгарские депутаты в румынских водах?
— Это мы объясним в комендатуре.
— И я так думаю, господин депутат. Там вы все объясните, — съязвил лейтенант и стал пересчитывать деньги, найденные у арестованных.
— Видно, хорошо вам платят большевики, а?..
— Запишите найденные у нас деньги в протокол, господин лейтенант, и не задавайте нам лишних вопросов, — прервал его Димитров.
Лейтенант еще раз пересчитал деньги. Ему, видно, очень не хотелось расставаться с ними…
Покончив со всеми формальностями, лейтенант повел канонерку к берегу. Печально глядели пленники на берег, где их ждала полная неизвестность.
Вот и Констанца. Ночью арестованных вывели на берег. Лодочников отделили, а Коларова и Димитрова повели под усиленной охраной. Город спал, слышался лишь стук солдатских сапог да позвякивание сабель конвоя.
Арестованных ввели в какое-то помещение, переполненное спящими солдатами. Было там темно и душно. Осмотревшись, Димитров и Коларов нашли свободное место на нарах и решили там устроиться. Но прошло немного времени, и дверь открылась, в комнате появился тот же румын и приказал арестованным следовать за ними. Шли темным коридором, то поднимались, то спускались по узким лестницам, пока не остановились у низкой железной двери.
— Входите!
Румын открыл дверь, из темной дыры потянуло плесенью и холодом.
— Что это? — спросил Коларов.
Вместо ответа румын втолкнул обоих в темную дыру и быстро запер дверь. Арестованные поняли, что они в карцере. Похож он был на гроб: два метра в длину, метр в ширину. Со стен стекала вода, пол покрыт грязью, воздух сырой, но и его явно не хватало.
— Здесь можно задохнуться, — сказал Коларов.
Димитров во всю силу стал стучать в дверь. Гул понесся по коридору, разбудил все и вся. Появился румын.
— Что случилось?
— Задыхаемся.
— Ничем не могу помочь…
Из соседней камеры донесся голос болгарина:
— Не из Добрича ли вы, товарищи?
— Болгары мы, из Софии! — крикнул в ответ Димитров.
— Вот как! Перебирайтесь к нам. Мы добруджанцы. Нас высылают на соляные промыслы…
Димитров и Коларов направились к камере, откуда слышался болгарский говор.
— Нельзя, нельзя! — закричал румын. — Я за вас отвечаю!
Тогда болгары из соседней камеры заговорили с ним по-румынски. В ответ румын твердил одно;
— Респонсабилита! Респонсабилита!
— Что это он лопочет? — поинтересовался Димитров.
— Говорит, что несет за вас ответственность. Но вы не тревожьтесь: дадим ему трубку табаку, и все будет в порядке. Он кочевряжится, чтобы побольше табаку получить.
Начался оживленный торг. Наконец румын вынул связку ключей и поспешно стал открывать камеру. Дверь заскрипела, и Димитров с Коларовым перебрались в камеру, где сидели арестованные добруджанцы. А начальник, засовывая в карман мешочек с табаком, все еще бормотал: «Респонсабилита! Респонсабилита!»
Димитров и Коларов подружились с заключенными добруджанцами, и они взялись доставить в Болгарию, в Центральный Комитет, лично Благоеву письмо. И хотя сделать это было очень трудно — их самих высылали на каторжные работы на соляные промыслы, — болгары сдержали слово.
Димитрова и Коларова перебрасывали из камеры в камеру, пока, наконец, не очутились они в военной тюрьме, на железных воротах которой было начертано: «Покаяние и терпение».
Шли дни, но никто из властей не посещал заключенных. Казалось, их забыли. Наконец Коларов подал заявление командиру корпуса с подробным описанием всего происшедшего с ними. После этого началось следствие.
Следователь был удивлен, когда понял, что перед ним не авантюристы, а депутаты болгарского парламента. Он несколько раз обращался к Коларову:
— Как это вы, человек с видным общественным положением, адвокат, депутат, человек, имеющий жену и детей, решились сесть в рыбацкую лодку и отправиться в плавание по морю аж до самой России? Думали ли вы, что может с вами случиться? Думали ли вы о вашей семье?
Коларов отвечал:
— Мы коммунисты, солдаты нашей партии, мы выполняли ее приказ. О том и мысли не могло быть, что мы откажемся выполнить приказ партии только потому, что путешествие связано с риском гибели… А что касается моей семьи, то я твердо убежден, что в случае несчастья партия позаботится о ней.
Следователь задумчиво глядел в окно; услышанное взволновало его. Может быть, ему припомнился прочитанный в юношеские годы роман о героях, о смелых людях, презиравших смерть… И вот сейчас на земле его Румынии, перед ним самим не фантастические герои, а самые настоящие живые люди, с кровью и плотью…
Как ни старались румынские власти сфабриковать обвинение против двух коммунистических депутатов, как ни старались представить их большевистскими агентами, ничего из этого не вышло. В защиту депутатов поднялась болгарская и румынская прогрессивная общественность. Румынские депутаты-социалисты сделали запрос в парламенте и потребовали освобождения болгарских депутатов. 17 июля 1920 года министр иностранных дел Советской России Г. В. Чичерин обратился к правительству Румынии с нотой, которая содержала требование освободить Димитрова и Коларова.
После вмешательства Советской России Коларов и Димитров были освобождены. Их посадили в автомашину и отвезли на болгарскую границу, к городу Добрич. Здесь их радушно встретили болгарские пограничники. Солдаты говорили:
— Все газеты писали о вас. Мы очень боялись, как бы не убили вас. Наши власти палец о палец не ударили в вашу защиту. Только благодаря партии и русским вы теперь свободны.
И эти слова согревали, как согревало щедрое солнце Добруджанскую равнину…
ПЕРЕД БУРЕЙ
В январе 1921 года Георгий Димитров присутствовал на учредительном съезде Итальянской коммунистической партии в Ливорно. В том же году выехал в Советскую Россию. Здесь он участвовал в заседаниях Всероссийского съезда профсоюзов и конгресса Коминтерна.
Впервые он увидел Советскую страну.
В Москве был Ленин. Из Москвы летели крылатые призывы, волновавшие людей всей земли. Москва приковывала к себе внимание всех: и тех, кто ее любил, и тех, кто ее боялся. Москва к тому времени много перестрадала, но по-прежнему бодро и уверенно смотрела вперед…
Москва еще голодала, но люди ее, слушая Ленина, понимали, как ничтожны их личные беды перед делом революции.
О Ленине, его гениальной прозорливости, его горячем сердце, его непоколебимой вере в народ, в дело революции, о всем том, что соединилось в личности этого человека, создавались легенды, сказания, переполненные человеческой радостью.
Каждый считал счастьем встретиться с ним, разговаривать с ним.
…Ленин сидел в глубоком кресле своего кабинета. Подперев рукой голову, он внимательно, с интересом слушал то, что ему рассказывал болгарский делегат. За покрытым зеленым сукном столом видна была часть библиотеки. Чуть в стороне от стола стояла вращающаяся этажерка с книгами. На стене висела большая географическая карта. И это все, что было в его кремлевском кабинете…