— Мама, за что их бьют? Что они сделали?
Молчала мать. Трудно было ей объяснить происходящее на этом божьем свете.
Действительно, за что их бьют? Разве с них недостаточно всяких бед? «Всё против бедняков, — думала Парашкева. — Они за все в ответе». Глубоко вздохнув, она смотрела на сына. Он не спал. Какие мысли не давали покоя этой детской душе? Кто ему все растолкует, объяснит?
Родителей тревожила судьба детей. Что выйдет из них, как отзовется на их душах все то, что они видят вокруг?
Димитр решил обнести дом деревянной оградой, чтобы изолировать детей от влияния улицы. Но когда, как ему казалось он достиг цели, улица со своими криками перешагнула через забор. Димитр предупреждал жену:
— Гляди в оба! Не упусти детей! Пусть чем-нибудь занимаются, не оставляй их без дела.
Парашкева успокаивала:
— Не тревожься, Димитр, ребята послушные.
Но Димитр, зная доброту жены, как-то вечером пришел пораньше и решил сам заняться с детьми.
— Хотите иметь сад?
— Хотим!
Выкопали грядку, посадили цветы. С того вечера маленький Георгий стал заправским садоводом. Никому не доверяя этой работы, — разве только иногда младшей сестренке Магдалине, и то под своим присмотром, — Георгий сам ухаживал за цветами, поливал их. Весной цветы зацвели, загудели над ними пчелы, стало весело и радостно во дворе. Дети почти забыли улицу.
По вечерам Димитр расспрашивал детей, как они провели день, что делали, угощал сладостями, а после ужина заставлял читать молитву и отправлял спать.
Димитр любил говорить;
— Я строгий, но справедливый человек.
И никто не сомневался в его строгости и справедливости. В праздники он собирал семью и читал из библии любимые им псалмы. Как-то вечером, когда Димитр закончил чтение и закрыл библию, Парашкева сказала ему:
— Почему ты не научишь меня читать, Димитр? Как слепая я…
— Научу! — И, не откладывая в долгий ящик, Димитр тут же взялся за дело. Заняв детей орехами, он приступил к обучению жены: — Это «А», а это «Б». Запомни!
Уже съедены орехи и дети пошли спать, а Димитр и Парашкева продолжали листать страницы книги. В комнате было полутемно, маленькая керосиновая лампа догорала, с улицы долетал последний шум.
— На будущий год запишем Георгия в училище, — размышлял вслух Димитр, — хоть ему еще и не подошло время, но все же запишем, чтобы оторвать от улицы… Как научится читать, легче станет. Тогда книги ему подскажут, что делать…
Парашкева слушала мужа, как всегда, внимательно, исполненная к нему доверия и любви. Все, что он говорил, для нее было самой истиной, и не было для нее другой истины, кроме той, которую исповедовал он…
Перевалило за полночь. Спал Ючбунар. И в этой ночной тиши над бедняцким кварталом распростерли крылья свои лютая тоска да тяжкое горе.
— Мама, мамочка!.. — донеслось откуда-то.
Крик пронизал сердца людей. Проснулись дети и, приподняв испуганно головы, спрашивали:
— Кто кричит, мама?
— Спите, спите! — отвечала Парашкева и плотнее укрывала их одеяльцами. Дети замирали, затаив дыхание, но не засыпали, пока не стихало страдание того, кто кричал в темноте, пока не угасал красный фонарь…
УЧЕНИК
Наступило время ученья. Еще до записи в школу Георгий хвалился:
— Я ученик первого отделения!
Все заботы о новом ученике легли на мать. Первого дня занятий в школе она ожидала не менее взволнованно, чем сын. Сшила сыну куртку, брюки и сумку для книг.
Долгожданный день наступал медленно. Утро только занималось, когда Георгий проснулся. Сбросив одеяло, он соскочил с кровати и кинулся умываться.
— Очень рано, сын, — заметила мать. — Люди еще спят, училище закрыто.
— Не рано. Пока дойдем, как раз и будет время.
Мать не возразила и стала собираться. Проснулась и Лина, поднялся отец, на ноги встал весь дом. Надо спешить, чтобы приготовить и отправить ученика.
А Георгий был уже у ворот. Книжная сумка висела за его спиной.
Какой чудесный день! Роса еще блестела на траве, туман поднимался от реки, и в кустарнике кричали воробьи. Георгий приподнялся на цыпочки и поглядел на улицу. Людей еще не было. Только собака переходила улицу, таща за собой длинный мохнатый хвост. Но сегодня у Георгия мысли были заняты другим, как и у всех учеников первого класса. Он даже не подумал поискать камень. Он только крикнул:
— Пойдем, мама!
— Иду, иду…
И на пороге появилась мать вместе с Линой. Следом вышел отец. Позвал сына, положил ему руки на плечи и сказал:
— В добрый час, сынок. Слушайся учителя, учись.
Георгий загорелся от волнения.
Отец проводил их за ворота и долго глядел вслед. Парашкева держала Лину за руку, а Георгий шел впереди. Сумка с книгами прыгала у него на спине.
Училище св. Климента Охридского находилось далеко, и все же Димитровы пришли туда раньше всех.
Спустя немного времени двор заполнился детьми. Стало шумно и весело. Все направились в учительскую записываться. Вошел туда и Георгий с матерью.
В учительской комнате все было так интересно. У окна висела большая географическая карта, на столе стоял большой раскрашенный шар, который так и блестел на солнце. У дверей размахивали маятником старинные часы. Георгий стоял как зачарованный — такого он еще никогда не видел. На столе перед учителем Георгий заметил блестящий металлический звонок с шариком наверху. Учитель нажал на шарик, и по комнате разлились сладкие веселые звуки. Дверь открылась, и вошел слуга:
— Слушаю, господин учитель!
— Всех учеников построить по два и ввести в учительскую. Да скажи им, что это не хан, не постоялый двор, а училище.
— Я уже им объяснял, да они не слушают… — стал было оправдываться слуга.
Но учитель подал знак удалиться. Поглядев поверх очков, учитель спросил;
— Ты на очереди, мальчик?
Георгий вздрогнул. За него ответила мать:
— Да, он на очереди.
— Документы! — сказал учитель.
Мать подала метрическое свидетельство. Учитель взял, оглядел его внимательно и, окунув в чернила перо, начал писать: «Георгий Димитров Михайлов…»
Рука учителя дрожала, была она сухая, желтая, разрисованная вспухшими синими жилами. Он писал медленно, точно рисуя каждую букву. Пожелтевшие, обгоревшие От табака усы его свисали и закрывали рот. Лицо во всех направлениях было прорезано морщинами. Георгий пристально рассматривал учителя. Около большого журнала, в который учитель записывал имена учеников, лежала тонкая палка с заостренным концом. Учитель поднял голову и сказал коротко:
— Готово! Следующий!
Парашкева схватила сына и потащила к выходу. Учитель окликнул их:
— Останьтесь на молебен!
— Останемся, учитель, останемся, — ответила мать, выводя сына во двор.
— Для чего эта палка, мама?
— Какая палка?
— На столе учителя.
— Чтобы бить плохих учеников.
— А что значит — плохие ученики?
— Которые не слушаются…
Молебен начался через час. Ученики и родители собрались во дворе, под старым высоким вязом. Здесь они и выслушали молитву.
После молебна Георгий, мать и маленькая Лина отправились в ближайшую лавку купить грифель и грифельную доску. Счастливейший момент дня — грифель и доска в сумке. Всю дорогу Георгий шел молча и только время от времени ощупывал сумку — на месте ли столь дорогие его сердцу предметы.
К обеду вернулись домой. Георгий первым делом повесил над своей кроватью грифельную доску, повесил так высоко, чтобы ее не достала сестренка. В этот день ему не игралось, он помнил, что теперь он ученик первого класса.
НАЧАЛО ТРУДОВОЙ ЖИЗНИ
Семья Димитрова росла. Родились Никола и Любомир. Двор наполнился шумом и криком. Парашкева едва успевала вести хозяйство: чинить одежду, готовить пищу, ткать. И все же никто и никогда не слышал от нее жалобы. Всегда она была чистенькой, с засученными рукавами, гладко зачесанными волосами.