Маринка с Димоном торопливо повернулись друг к другу.
— Ты будешь меня любить и там? — Маринка широко раскрытыми глазами посмотрела в Димкины глаза. — Обещаешь?
— Обещаю! — кивнул Димон. — А ты?
— И я обещаю любить тебя! Всегда, что бы с нами там не случилось! — Маринка приподнялась на цыпочки и поцеловала Димона. Он ответил ей тем же.
— Увидимся!
— Пока!
— Благослови вас Господь! — произнёс Ангел.
ГЛАВА 22
Первое, что увидел Димон, оказавшись опять в стариковой сторожке, был сам схимонах Афанасий, стоящий на коленях возле его, Димкиного, распростёртого на топчане тела.
— Слава Господу! — воскликнул он, увидав Димона рядом с собой. — Ты успел как раз вовремя, внучик! Тельце-то, оно без души долго не может! Ещё бы чуть-чуть, и мог бы не успеть. Ты всё там сделал?
— Всё! Бог помог всё сделать! Аф… — Димон запнулся, не зная, как ему обращаться к монаху.
— Называй меня отец Афанасий, так уж принято у нас, у православных! Или, как раньше, дедушкой! — он улыбнулся. — Ну, я тоже тут своё отработал, с Божьей помощью! Теперь смена караула: «Пост сдал — пост принял!»
— Какая смена, какого караула? — что-то предчувствуя, забеспокоился Димка. — Вы это о чём?
— О том, внучик, что время моё пришло! Послушание своё земное я исполнил, пора обо всём Господу отчёт давать! Как уж Он его примет? — старый монах вздохнул, потом снова улыбнулся Димону. — Так что, принимай смену! Я туда, ты сюда!
— А как же, как же я? — совсем растерялся Димка. — Я думал, что вы меня как правильно с Богом жить научите, и Маринку! Да и крестить её надо…
— Ну, не расстраивайся, внучок! — отец Афанасий утешительно погладил Димона по руке. — Не навсегда прощаемся! Поживёте здесь, сколько уж Господь годков даст, приготовитесь к встрече с Ним как следует, и… Даст Бог, у Него там и свидимся! Я за вас с Мариночкой, внучиков моих, теперь всегда молиться буду! А хороших священников сейчас, слава Богу, хватает! Побеспокойте батюшку Николая, протоиерея, из Покровского храма что на Покровке, у набережной. Он пастырь добрый — и покрестит, и поучит! Держитесь его! Ну, прощай пока, брат Димитрий, молись обо мне, грешном схимонахе Афанасии, о блаженном для меня упокоении!
— Ну как же! — начал было Димон, как вдруг…
Первое, что он ощутил, приходя в себя, был холод, жуткий до боли холод и боль, словно его засунули куда-то вглубь ледяной глыбы и зажали между острыми кусками льда. Второе, что он ощутил, были частые и сильные удары сердца, такие мощные, что от них содрогалась вся его грудная клетка. Казалось, сердце сейчас выскочит из груди или, не выдержав такой бешеной работы, разорвётся. К тому же и лёгкие Димона работали, словно мехи гармони у разгулявшегося гармониста, мощными качками прогоняя через себя большущие объёмы кислорода. Так продолжалось с полчаса.
Постепенно страшный холод начал отступать, сперва потеплело вокруг сердца в груди, затем тепло, вместе с согревающейся кровью, стало поступать и дальше, в остальные части его тела, вплоть до кончиков пальцев на руках и ногах. Наконец сердцебиение и дыхание Димона стали успокаиваться, он открыл глаза, пошевелил одеревеневшими конечностями, с трудом повернулся на бок и сел.
В маленьком оконце над столом брезжил рассвет, в комнатке всё также слабо светила лампочка без абажура. Ещё тяжело шевеля застоявшимися мозгами, Димон углядел на чугунной батарее свою высохшую одежду, с трудом напялил её на себя. Что-то он должен был ещё сделать…
— Отец Афанасий! — пронзила его тормозящее сознание мысль. — Что с ним? — Димка опрометью кинулся в дальнюю комнатушку.
Непривычное зрелище представилось ему: вся передняя стена и отчасти боковые были увешаны большими и маленькими иконами. Перед ними горело несколько лампад, мягко и уютно освещая всё небольшое пространство маленькой молельни. Под иконами у стены стоял обыкновенный письменный стол, на нём лежали разного размера книги, большинство с крестами на обложках, некоторые были старинными, в потёртых кожаных переплётах.
Справа за дверью стояло какое-то необычное высокое деревянное кресло, с высокими подлокотниками, на которые, очевидно, было удобно облокачиваться, если стоять внутри кресла, подняв его сиденье. Димон обошёл его спереди и заглянул внутрь.
Внутри этого кресла, почему-то напомнившему Димке средневековый трон, опершись спиной и отклонив слегка назад седую голову, сидел схимонах Афанасий. Руки его покоились на коленях, между большим и указательным пальцами левой кисти были зажаты длинные истёртые чётки. Глаза его были закрыты, казалось, он спокойно спал.