— Хорошо, — сказала Хельвинга, но Динь, изучившая свою наставницу, поняла, что она чем-то недовольна.
— Кто такие — эти «Черные Волки?..» — спросила она у Хельвинги, когда они возвращались домой. — И как волки могут быть черными? Разве они тогда могли бы прятаться в снег?
— Тебе еще рано знать это, — словно по привычке ответила Хельвинга и, увидев, что Динь обиженно надулась, внимательно вгляделась в нее, словно размышляя, стоит ли оставить все, как есть или рассказать волчонку правду? В конце концов, она пришла к какому-то важному внутреннему решению и кивнула сама себе.
— В нашем мире есть четверо Великих. Это Судьба — Тигрей, Время — Хранос, Лайгредита — Истинный Свет и Дементозард — Истинная Тьма. Двое из них состоят в вечной борьбе — это Тьма и Свет. И мы должны всячески помогать Свету, ибо она — нашего рода, такая же волчица, как и мы. А Свет помогает нам и защищает нас.
Но были волки, что отреклись от Света, считая его силу — слабостью, и обратились к Тьме. И Тьма поглотила их разум.
Это были очень темные времена, Динь. Смерть, боль и страх поселились в волчьем мире. Нельзя было чувствовать себя в безопасности. Их набеги были внезапны и жестоки, они всегда оставляли после себя много погибших и раненных, и кичились этим. В крови они видели истинную силу и проливали ее, не останавливаясь ни перед чем. Нескоро мы смогли собраться, чтобы дать им решительный отпор и уничтожить всех Черных Волков до единого. Но когда собрались… Это была великая битва.
Серые лесные волки. Рыжие степные, тонконогие, похожие на лисиц… Огромные бурые — каждый род бился в своих владениях не на жизнь, а насмерть, за Свет и свободу. Я в этом бою потеряла глаз. Да что там я? Многие вышли из боя калеками. Мы ведь даже и не представляли, сколько их, обратившихся во Тьму. Их было лишь чуть меньше, чем нас.
Конечно, не все из них погибли в том сражении. Еще долго в разных уголках волчьего мира совершались нападения, жестокие убийства. Каждый из нас по шагам изучил свои земли, выгнал Черных Волков из самых темных их уголков и, вроде, мы смогли уничтожить их всех, до единого… Загнать их в ту грязь, из которой они выползли и там разорвать им глотки.
Динь судорожно вздохнула и Хельвинга, заметив это, поспешила закончить:
— Теперь это все в прошлом, ты ведь и сама слышала от того волка.
Волчонок серьезно кивнул и открыл пасть, словно собираясь что-то спросить.
— Да… что ты хочешь знать?..
Динь еще немного помолчала, собираясь с силами, а потом выпалила прямо в удивленную хельвингину морду:
— А почему эти волки уходили к Тьме?..
В эту ночь волчонку не спалось. Риона еще не вернулась с охоты, и Динь ворочалась с боку на бок, вспоминая свой разговор с Хельвингой. На ее вопрос старая целительница ответила не сразу.
— Может быть, — сказала она, помедлив, — потому что они считали, что добро и терпение дают меньше, чем злоба? Или получали то, что не каждый в силах принять за дар? Жизнь, Динь, устроена так, что простой путь редко бывает правильным. И в то же время правильный путь самый простой. Нужно слушать то, что говорит сердце. Не пытаться перебить его суровой правдой жизни, не искать других дорог. Оставаться честным перед собой и быть готовой отстаивать эту честность.
Хельвинге тоже не спалось. Ее Стерн, недовольно клекотал, когда она ворочалась с боку на бок.
— Ну, что тебе не спится, старый ты олений рог? — не выдержал он наконец. Хельвинга едва слышно усмехнулась.
— Да вот, думаю… Налепетала сегодня одному наивному волчонку сентиментальной чуши. А сама-то я всегда выбираю нужный путь?..
— О Великие, — Авару тяжело вздохнул. — Скажи своей совести, пусть приходит завтра.
И, сунув голову под крыло, он уснул. А Хельвинга еще долго лежала с открытыми глазами и думала, мучительно думала. Но, в конце концов, уснула и она.
Дни сурового северного лета пролетали один за другим, легкие и безоблачные. Через месяц Хельвинга разрешила Динь бродить по тундре одной. Ее заданием было найти уже знакомые травы и принести их, а так же — заметить и запомнить те, которых она еще не знала, чтобы потом спросить о них целительницу. Такие прогулки были самой большой радостью Динь. Но радость эта не была полной. Карван никак не мог забыть нанесенную ему обиду. А скорее всего — даже и не хотел забывать. Видимо от отца своего — вожака он узнал, что Динь рождена Шестой в году, и напоминал ей об этом при каждой встрече. А встречи эти были частыми, ведь Карван специально караулил юную целительницу.
— Не думал встретить тебя сегодня, — с искренним беспокойством говорил он, и наивная Динь спрашивала:
— Почему?..
— Ну, ты же Шестая, — отвечал Карван. — А они не жильцы на этом свете.
И дальше следовал долгий рассказ о том, что случилось с тем или иным рожденным Шестым волчонком. Это он, видимо, тоже узнавал от отца.
— А знаешь, почему Хельвинга взяла тебя в ученицы?..
— Да, — ответила Динь. — Потому что ей нужна была ученица, а я не хочу быть охотником или воином.
— Еще бы… — усмехался Карван. — На самом деле, она взяла тебя в ученицы, чтобы успеть спасти твою шкуру, если ты вдруг внезапно начнешь помирать.
И он падал на спину, закатывал глаза и хрипел, изображая удушье. Поначалу Динь пугалась и пыталась помочь ему, но все это было глупостью и притворством.
— Только, — говорил Карван, внезапно переставая задыхаться, — она еще не спасла ни одного Шестого волчонка. Ни одного… Вообще, я считаю, что это — безответственно — брать в целители волка, который может помереть в любой момент. И сама Хельвинга уже старая. Кто будет лечить стаю?..
Это не походило на слова Карвана, и Динь насторожилась. Явно он услышал это от кого-то из взрослых волков.
— Знаешь, что?! — не выдержала она в конце концов. — И я, и Хельвинга чувствуем себя прекрасно и умирать не собираемся! А еще я стану лучшим целителем среди всех, тебе ясно?..
И, отвернувшись, Динь продолжила собирать травы.
Но как бы не донимал ее своими придирками Карван, она ни разу не пожаловалась на него ни матери, ни Хельвинге, ни Туаму.
И Карван, чувствуя свою безнаказанность, становился все более жестоким. Скоро его злоба перестала ограничиваться только словами. Как в тот день, возле логова Хельвинги, он стал искать повод, чтобы напасть на Динь. Ему не удалось настроить против нее никого из волчат: те старались держаться подальше и от сына вожака, и от странной Шестой, которую, наверняка, ревностно охраняет Хельвинга. Но и в одиночку он был для юной целительницы самым настоящим кошмаром. Динь стала подниматься еще раньше, чтобы успеть набрать трав до того, как проснутся остальные волки, но работы было слишком много, и она не справлялась. И Карван снова и снова находил ее в тундре.
— А знаешь, я тут услышал историю о твоем отце, — сказал он. Динь напряглась и замерла. — Говорят, он вовсе не был славным охотником. Так, лучший из худших… Может быть… И, знаешь, как он умер?..
Динь повернулась к Карвану.
— Как вор! — самодовольно заключил тот. — Представляешь, этот тупица…
— Карван, — очень тихо сказала Динь.
— Этот тупица, — с нажимом повторил волчонок, — полез к нануку, чтобы украсть у него мясо. А когда нанук заметил его, он побежал. Но он был слишком глуп, чтобы выпустить мясо, и нанук догнал его. И когда он его догнал… он ударил своей огромной лапищей, и твой отец взлетел в воздух. И там нанук порвал его пополам, и вырвал его сердце из груди… Я даже не представляю, каким глупцом нужно быть…
— Карван! — крикнула Динь. Она выронила все травы и теперь тяжело дышала широко открытой пастью. Волчонок явно наслаждался ее гневом. — Ты омерзителен. Ты… ты настоящий Черный Волк!
Самодовольство во взгляде Карвана сменилось испугом, он удивленно посмотрел на Динь, а та наступала на него, медленно и решительно.
— Ты! Не чтишь память волков своей стаи! Ты делаешь больно другим, чтобы порадовать себя! Ты говоришь жестокие вещи, а от слов до дела не так много. Задумайся, Карван! Задумайся, начинали ли Черные Волки сразу с убийств, или, пока их клыки были слишком коротки, они были такими, как ты?! Неужели вожак не рассказывал тебе о Черных Волках? Неужели ты хочешь, чтобы они вернулись? Пришли в твою стаю. Вместе с тобой?!