Оставшийся генератор взвизгнул, пытаясь компенсировать нагрузку, но лёгкую машинку закрутило и бросило в глинистый, нависший над водой берег.
Оглянувшись, Мирон увидел густой клуб красной пыли, из которого в разные стороны летели кусочки фольги — детали разбитого спидера.
Вопреки ожиданиям, два других преследования не бросили. Что-то просвистело, оцарапав ухо Виталика — крупные шарики крови унеслись назад, одна разбилась о щеку Мирона.
— Держись! — заорал парнишка и на полной скорости врезался в воду.
Мирон задержал дыхание…
Река в этом месте разливалась широкой излучиной, похожей на чуть подернутое рябью зеркало. Турбо-джет понёсся по воде. Широкие колёса оставляли пенный след.
Молодец парнишка, — усмехнулся Мирон. — Не зря учился… Поверхностное натяжение воды на такой скорости — почти как асфальтированная трасса.
— Дави на газ, — крикнул он на всякий случай. Виталик не отреагировал.
Вылетев на другой берег, пришлось почти сразу сбавить скорость: скальник подступал к самой воде. Пляжа, как такового, не было, вдоль реки тянулась каменная осыпь.
Мирон оглянулся: спидеры остановились на том берегу.
В последний момент он заметил предательский блеск — в мозгу возник образ электронной пушки — и закричал:
— Сворачивай! Быстро сворачивай!
Но байк уже падал, как подкошенный. Они с Виталиком покатились по камням.
Мирон почувствовал острую боль в голени, в голове взорвался фейерверк…
Пролежал, наверное, секунд десять. Затем почувствовал тычок в плечо и поднялся на колени. Виталик стоял рядом, в такой же позе. По лицу его будто прошлись крупной наждачкой, от нанопорной кофты остались клочки. Крупные костистые руки были перемазаны в земле, под ногтями запеклась кровь.
От берега и прямой видимости кочевников их закрывал высокий выступ скалы.
— Ничего не сломал? — хрипло спросил Мирон, закашлялся и сплюнул каменную крошку.
— Ребро колет, — откликнулся парнишка. — С правой стороны. Дышать больно.
— Покашляй, — скомандовал Мирон. Виталик послушался.
— Розовой пены нет, значит, лёгкое не проткнуто.
— Я умею падать, — сказал Виталик. — Иначе давно уже болтался бы в каком-нибудь мешке для мусора.
— Красава, — выдавил Мирон и попытался подняться. — Тогда погнали.
Встав и наступив на левую ногу, он снова сел. Острый обломок больно впился в ягодицу.
— У тебя нога сломана, — сказал Виталик, глядя широко открытыми глазами на его правую голень. Штанина, вымазанная в красной глине, набухла кровью.
Записывает, — усмехнулся Мирон про себя. — Ну еще бы! Такое приключение… Фанаты будут кипятком писать.
— Не сломана, — поправил он. — Найди мне какую-нибудь палку.
Виталик поморщился и с трудом вытянул длинные ноги. Лицо его превратилось в кровавую маску, в одном ухе не хватало кусочка — кровь продолжала капать, впитываясь в нанопору на плече.
— А что толку? — всхлипнул он. — Нам всё равно кабзда.
— Спокуха, хрящ, — буркнул Мирон. — Всё под контролем.
— Ты ещё не понял? — пацан указал подбородком на тот берег. — Они нас поймают через час. Как только найдут брод. И даже если не поймают — без байка мы далеко не уйдём. Карты нет, да ещё твоя нога…
В глазах Виталика стояли слёзы. Парнишка всхлипывал, острые плечи так и ходили ходуном.
Я выгляжу не лучше, — напомнил себе Мирон. — И чувствую себя соответственно…
Ему хотелось согласиться. Очень хотелось сказать: да, блин, ты прав. Давай подадим сигнал, пусть нас заберут. Окажут первую помощь, дадут пожрать…
Но глядя на Виталика, он испытал знакомое чувство. Ответственность. Не за себя, а за другое живое существо. Как тогда, когда заботился о Платоне.
Мирон понял, что просто не может сдаться. Не может допустить, чтобы этот нескладный дуралей закончил свою короткую жизнь… вот так.
— Скоро стемнеет, — тихо сказал он. — По факту, солнце уже зашло, так что скоро здесь будет, хоть глаз коли. Они побоятся форсировать реку в темноте. А к утру мы будем далеко, даже пешком.
— Ты представляешь, какой здесь ночью дубор? — Виталик искоса глянул на Мирона и вновь свернулся в подобие опалённого на свечке паука. — Через пару часов мы не сможем шевелиться, через пять — окочуримся. Утром собаки отыщут наши остывшие трупы.