— Что мы делали в странном аттракторе? — спросил он.
— Мы долго брели по пустыне, а потом вышли к кенотафу из лавы, который ты выстроил для Мелеты.
— Хорошо, — кивнул Мирон. — Это и вправду ты… Значит, сможешь объяснить, что за хрень вокруг твориться.
— Я думал, ты сам хочешь во всём разобраться, — заметил Платон.
Кожа его на фоне дешевых материнских занавесок отливала желтухой, уголки рубашки засалились и потемнели. Глаза были красные, на подбородке — трёхдневная щетина. И всё бы ничего, но у Платона она росла клочками.
— Тебе правда необходима такая реалистичность? — Мирон не удивился бы, если бы на кухне запахло мартини — мать частенько оставляла за собой липкие, пахнущие алкоголем лужицы.
— А тебе не нравится наша квартира?
Мирон не заметил, когда стены, покрытые выцветшими зеленоватыми обоями сменились бесконечными книжными полками. Стол превратился в солидное сооружение из морёного дуба, его поверхность освещала лампа под стеклянным зелёным абажуром.
Платон устроился в кожаном кресле, перекинув нога на ногу. Теперь на нём был коричневый плюшевый халат с золотыми кистями, под ним — белоснежная сорочка и зеленоватый шейный платок. Небритость, впрочем, никуда не делась.
— Так лучше? — спросил он, раскуривая длинную сигару.
— Ты никогда не курил, — буркнул Мирон. — На дух не переносил табачного дыма.
— Ой, ну что ты сердишься? — сигара исчезла, на столе появился чайный сервиз голубого фарфора. — Чем ты недоволен?
— Чем? — Мирон в избытке чувств махнул рукой — изображение библиотеки и Платона пропало. Опомнившись, он вновь взялся за клюшку…
— Будь добр, не снимай руки с сенсорного передатчика, — сказал брат. — Твоя экспрессия сбивает настройки.
— Пошел ты в жопу, — беззлобно выругался Мирон.
— Сам пошел.
— Вот и поговорили, — Мирон сделал вид, что собирается уходить.
— Подожди, — Платон робко улыбнулся. — Я рад тебя видеть, брат. Нам столько нужно обсудить…
— Например, как ты без спроса сделал меня звездой Плюса?
— Это был просто удачный случай, нельзя было его упускать.
— А что с этими ребятами? Минск-Неотех.
— Ты о них правильно всё понял, — отмахнулся Платон. — Просто мне нужны руки в Минусе. На самом деле, много рук. Я подсказал им несколько удачных идей, они зарегистрировали патенты, и вот…
— Новая корпорация, — кивнул Мирон. — И кто помешает им стать второй Технозон?
— Я, конечно.
— Знаешь, мне кажется, найти способ изолировать тебя в Плюсе, где-нибудь на дальних серверах, не составит большого труда. И когда ты не будешь полезен…
— Меня невозможно изолировать, — перебил Платон. — Образно говоря, на данный момент я — и есть Плюс. Мои нейросети опутали все серверы в мире. Я везде.
— А… Как же Призраки? — опешил Мирон. — Я так понял, они не очень-то рады твоему присутствию.
— Я с ними догово…
И всё пропало. Мирон почувствовал толчок, упал, но тут же поднялся.
— Ты что, с ума сош… — он осёкся. Думал, это чудит Оссеан — по своей привычке, дёргает его за руку, но ошибся.
Перед ним стояла Амели.
Глава 6
3.6
— Ну здравствуй, щеночек, — сказала Амели, всунула в губы сигарету и прикурив, выпустила сизый клуб дыма.
— Как ты меня нашла?
— А ты поглупел, — прищурилась девушка. — Чёрный Ферзь. Таких клинков в мире всего два. Один из них остался в Токио. Другой забрал ты.
Ноги обтянуты чёрными чулками в крупную сетку, дальше — короткие кожаные шорты. Выше — полоска белого живота, сетчатая майка на голое тело, сверху — растянутая кофта грубой ручной вязки. Последний писк Парижской моды: гротескное сочетание вульгарной порочности и домашнего уюта.
— Ты пришла меня убить?
— Снова мимо, — Амели щелчком запустила окурок в голубя, сосредоточенно клюющего в паре метров от них.
Голубь подёрнулся рябью, заискрил и исчез. На брусчатке остался лишь окурок с карминно-красными следами помады.
— Всё фальшивка, — сказала девушка и тряхнула чёрными волосами.
С тех пор, как мы не виделись, волосы у неё отросли… — подумал Мирон.
— О чём ты? — вроде бы рассеянно, он блуждал глазами по площади, высматривая Оссеан. Почему-то казалось, если они столкнутся, случится что-то нехорошее.
— Этот терминал, — Амели подбородком указала на фонтан. — Эти голуби. Весь этот сраный город. Здесь всё не настоящее.