— Что тебе надо?
Мирон вдруг почувствовал жуткую усталость. Захотелось лечь прямо здесь, на поребрике, и закрыть глаза.
— Мне нужна твоя помощь, — сказала Амели и нервно огляделась.
Она знает, что я не один, — отметил Мирон. — И тоже не хочет встречи…
— Я в твои игры не играю, — сказал он. Вспомнилась розовая, залитая кровью кровать в лав-отеле…
А ведь её больше некому сдерживать, — подумал он. — Такеши мёртв, и безумие Амели вырвалось на свободу.
Он вдруг почувствовал, что ветер стал гораздо холоднее. В нём присутствовали сырость не просохшего асфальта, тлен застоявшейся воды и острый запах озона.
— Игры кончились, — сказала Амели и села рядом с ним на поребрик.
Мирон ощутил тепло, исходящее от её тела, колючую плотность шерстяного рукава, коснувшегося его запястья, твёрдость обтянутого сеткой колена…
На мгновение ему показалось, что она — такая же голограмма, как голубь.
— Ты не понимаешь, что такое личное пространство, да? — Мирон отодвинулся, но девушка, скользнув попкой по мраморному ограждению, прижалась еще плотнее.
— Ты меня заводишь, — сказала она и бросила косой взгляд из-под чёлки. — Жалко, что в Токио не удалось трахнуться.
— Извини, конечно, но нет, — Мирон встал, собираясь уйти. — Ты ничего от меня не получишь.
— Спорим?
— Ты сумасшедшая. Двинутая на всю голову.
— Я знаю. Ты уже говорил.
— Слушай, сейчас сюда придут. И лучше бы вам не встречаться. Во избежание…
— Киборг, которого к тебе приставили для охраны? Я её не боюсь.
Амели сидела, оперевшись руками о поребрик, широко расставив ноги в высоких армейских ботинках.
— Она не киборг, — опешил Мирон. — Она…
— А вот сам сейчас и убедишься, — легко оттолкнувшись, Амели вскочила и встала рядом, по-хозяйски просунув руку ему под локоть.
В двух метрах от них стояла Оссеан. Помада чуть смазана, белоснежное пальто усыпано хрупкими хлебными крошками. Вытирая пальцы бумажной салфеткой, она не отрывала взгляда от Амели.
Мирон почувствовал, что должен что-нибудь сказать.
— Оссеан, это…
— Сука, — сказала Оссеан. Мирон вздрогнул — настолько изменился её тон. — Пошла вон.
— А то что? — прищурилась Амели.
— Мирон, отойди от неё, — Оссеан перевела взгляд на Мирона. — Отпусти её руку и иди к авиетке. Мы улетаем.
Она говорила с ним, как взрослый с ребенком. Ни секунды не сомневаясь, что тот послушается.
— Сначала объясни, что происходит, — сказал Мирон.
— Вот видишь, — улыбнулась Амели. — Он не хочет с тобой идти.
— Мирон? — на мгновение глаза Оссеан сделались огромными, она вновь походила на хрупкую девушку. Но так как он не двигался с места, лицо её отвердело. Кажущаяся хрупкость слетела, как кокон с вылупившегося богомола.
— Ты пойдёшь со мной, — резко заявила она и схватила Мирона за другую руку. Хватка напомнила стальные кусачки, которыми перекусывают проволоку.
— Это мы еще посмотрим, — ответила Амели и перехватила руку Оссеан.
Девушки, словно фурии, уставились друг другу в глаза. Мирон был забыт.
Амели попыталась пнуть Оссеан в пах, нога её была перехвачена и вздёрнута вверх. Амели совершила ловкий кувырок и приземлилась на брусчатку с торжествующей улыбкой. Оссеан низко пригнулась, выставив руку. Другую она отвела далеко назад, из левой ладони её вырос серебристый тонкий клинок.
Совсем, как у девочек — сукибана, — не к месту подумал Мирон.
Он нервно оглядывался вокруг, но видел лишь спины — люди, почуяв угрозу, поспешно удалялись с площади.
Такеши говорил, что Амели обучалась в том числе и боевым искусствам, — вспомнил Мирон.
Девушки были похожи на двух хищных стрекоз. Взмахивая руками-крыльями, они с невероятной скоростью пикировали друг на друга. Атака перетекала в защиту, затем снова в атаку — они двигались беззвучно, слышен был только шелест одежды.
У Оссеан появился второй клинок — из правой ладони. Амели орудовала длинной изогнутой катаной, в которой Мирон с замиранием в груди опознал второй композитный меч. Тот, который остался в Токио, у Хитокири.
Повинуясь импульсу, он положил ладонь на ближайшую клюшку. Кухня возникла вокруг, как по волшебству.
— Ты их видишь? — спросил он Платона, который что-то делал, сидя за столом.
— Разумеется, — откликнулся брат, не отрываясь от своего занятия.
Мирон в шоке выпучил глаза: Платон чистил пистолет. Аккуратно разложив на чистой тряпочке все детали, он скрупулёзно наводил лоск на ствол винтажного люгера.