Выбрать главу

Оседлав машину, Мирон рванул на запад. Его специально предупреждали ни в коем случае не приближаться к стойбищам. Всем известно, что кочевники делают с пленниками…

Выжимая из турбо-джета всю мощность, он думал о том, что в момент опасности ему приснилась Амели. Она превратилась в Сонгоку — зеркального кибер-демона, который пытался убить его в Токио.

Не в первый раз демон прикидывается Амели — понимая, что её образ вызывает у Мирона особые чувства. Он не догадывался, почему: внучка покойного главы Технозон была сумасшедшей на всю голову. Её безумие чуть не погубило его самого и Платона, обрушив им на головы хакеров всего мира.

Технозон рухнул. На его месте образовался новый конгломерат — множество мелких компаний. Эдакий садок с пираньями, которые будут жрать друг друга, пока не останется кто-то один.

Мирон отказался участвовать в кибер-войнах. Хватит с него. Хватит убийств, смертей, хватит покорёженных жизней. Он сам — продукт и жертва стабильной войны, которая тянется с тех пор, как первый кабель соединил в одно целое два компьютера. Если он что-то и понял — так это то, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на виртуальность. Спасибочки, как-нибудь без него.

Пару месяцев он наслаждался покоем: ни Платона, ни Призраков, ни Сонгоку. Затем, мерно покачиваясь на волнах вместе с траулером, который шел через Корейский пролив на материк, он увидел во сне Амели.

В Париже, под дождём, среди цветущих каштанов.

А на следующий день, в Пусане, его настиг первый дрон…

Пристрелив соглядатая и бросив в пустом пакгаузе, из которого только что вытащили сухогруз, он вышел в незнакомый город с твёрдой целью исчезнуть с радаров. Затеряться, осесть на дно, забыть, что в мире есть что-то, кроме простых потребностей: набить брюхо, найти безопасное место для сна, найти сговорчивую девчонку, которая не будет болтать о том, с кем провела ночь, а потом переместиться в следующий город.

И ждать. Ждать, пока его отпустит.

Поначалу он не придавал значения снам. Пару недель провёл в монастыре у профессора Китано. Гонял вместе с Хитокири по ночному Токио, даже работал в саду — что-то такое было в мерном опускании лопаты во влажную унавоженную почву…

Затем ему стало тесно. И скучно. Раньше он компенсировал этот мандраж, этот неприятный зуд под коленками, погружаясь в Ванну — Кровавый Точила всегда приходил на выручку.

Но после странного аттрактора одна мысль о погружении в биогель вызывала тошноту. Даже Плюсы, обычный интерфейс для входа в киберпространство, не хотелось брать в руки.

Профессор говорил, что это — гиперкомпенсация. Состояние перенасыщенности информацией, которую его разум никак не может переварить.

Пройдёт, — успокаивал старик, покачивая белоснежным венчиком волос. — Однажды ты проснёшься, и почувствуешь, что готов.

С памятной атаки на Технозон прошло шесть месяцев. Пока ничего не изменилось. Корпорации делили власть, Нирвана, раздробившись на сотню пользовательских сеток, продолжила принимать посетителей, а Платон, доказав Призракам, что является в Плюсе силой, с которой нужно считаться, занялся обустройством личного пространства.

По словам профессора, он «отделил» часть Плюса, закрыв её непроницаемым файерволлом, и теперь что-то усиленно строил там, за этой новой Великой Китайской Стеной.

Внутрь он никого не пускал.

Мирон был уверен, что для него-то лазейка найдётся — брат неоднократно выказывал стремление к более тесному общению, чем было при жизни.

Но даже ради Платона он не хотел нарушать собственное эмбарго на посещение Плюса. Когда-нибудь. Может быть. Но не сейчас. Однозначно.

Вдалеке появились дымы. Они стелились над горизонтом, как чёрный саван, разделяя сливающиеся в бесконечности землю и небо узкой тревожной полосой.

Поля сои остались позади, а впереди расстилалась желтовато-коричневая степь.

Стойбище, — в первый миг подумал Мирон.

Но дым был слишком чёрным, слишком жирным для мирного костра… Секунду подумав, он направил турбо-джет в ту сторону. Мысленно ругая себя за то, что сам нарывается на приключения.

…Близко подъезжать не стал — не было смысла.

Взобравшись на невысокий холм, он обшаривал в видоискатель обширное пепелище, и взгляд не мог, не хотел ни за что зацепиться.

Оплавленные останки юрт, покорёженные, смятые жестяные цветки ветроловушек, торчащие, как обгорелые деревья, ветряки со сломанными, похожими на лапы пауков, лопастями…