Выбрать главу

— Что это значит? — спросил он, стряхивая наваждение. В сотый раз.

— Он живёт в Плюсе. Тело для него — лишь клетка, в которой душа учится летать.

Мирон представил грузное, помещенное в Ванну тело. Бледная, в слоновьих складках, кожа, перечеркнутая синими прожилками вен, опалесцирующая под слоем биогеля. Раздутые, разучившиеся ходить ноги, руки с пухлыми сардельками пальцев…

По телу прошла волна холодной дрожи. Он сам мог стать таким. Со временем. Лет через десять. Если бы Платон не выдернул его, как морковку с грядки, из уютного гнёздышка в Улье, если бы не пнул в зад, придав ускорение кометы…

Неожиданно он понял, что дико скучает по брату. Даже по его сарказму и нетерпимости. В сердце неожиданно кольнуло: а вдруг на этот раз — всё по-другому?

Амели сказала лишь, что он пропал. И Мирон сразу нашел правдоподобное, а главное, логичное объяснение. А вдруг всё не так? Вдруг до него добрались?

Он вспомнил громадного левиафана, парящего над башней Технозон в виртуальном Токио. Что если Платон не справился?

Несмотря на жару, на спине выступил холодный пот и Мирон вскочил. Пошатнулся, схватился за ребристую, раскалённую стенку контейнера — на ладони осталась рыхлая ржавая пыль.

Сев обратно, скрестив ноги, он повернулся к Амели.

— Мне нужно выйти в Плюс, — сказал он. — Как можно быстрее.

— Сейчас это невозможно, — ответила девушка и потянулась. Затем зевнула, перевернулась на живот и положила голову на сплетённые руки. — У нас нет Плюсов. К тому же, в сети тебя подстерегают — как только ты там объявишься, Минск сделает стойку. Придётся потерпеть до Капюшончика. Уверена, он что-нибудь придумает, — она отвернулась, подогнув ноги к животу. — Поспи. Тебе надо отдохнуть.

Границу анклава они пересекали ночью, в самый глухой час. Грузовик двигался рывками, то и дело взрёвывая двигателем, это и разбудило Мирона.

Амели спала. Во сне черты её лица разгладились, обрели по-детски спокойное выражение. Кожа на щеке была нежной, как крыло бабочки.

При очередном толчке она открыла глаза, мгновенно переходя к состоянию бодрствования. Поза стала напряженной, глаза уставились в темноту за дверьми контейнера.

Мирон к этому времени успел одеться, зашнуровать кроссовки и напихать в карманы как можно больше протеиновых батончиков — было стойкое предчувствие, что путешествие подошло к концу.

Ему приснился Призрак. Он сидел рядом, на спальнике — оплывшая голова, покатые плечи, тело уходит в пол.

Мирон просто лежал и смотрел на него, не в силах пошевелиться. Воздух выходил из горла короткими толчками, грудь сдавило стальным обручем. Он ничего не мог поделать — оставалось лишь переживать ужас полнейшего бессилия, наблюдая за тёмной оплывшей фигурой.

Сонный паралич — так определяли подобное состояние в научных кругах. Нейронный отсекатель — совсем, как в Ванне, только встроенный прямо в мозг, — подумал Мирон.

Когда вы спите, то видите сны. Во сне можно бегать, прыгать, драться — но тело остаётся неподвижным. Срабатывает невидимый рубильник, который не даёт дрыгать ногами и руками. Когда организм просыпается, рубильник выключается и мозг вновь может управлять движениями. Но бывает такое состояние — полусна, полубодрствования — рубильник находится на «нейтралке». Разум осознаёт бытие, но ни вздохнуть, ни пошевелиться не может…

Примитивные народы объясняли такое состояние проще: призраки. Черти, домовые. Когда человек спит, они садятся на грудь, высасывают воздух из лёгких и смотрят, смотрят… От их взгляда тело цепенеет.

Когда Призрак исчез и паралич отпустил, Мирон тихонько поднялся и принялся одеваться. Опыт подсказывал: его предупредили. О чём — это уже другой разговор.

Амели выбралась из спальника. К ночи похолодало, и железные стенки контейнера покрылись седой плёнкой конденсата. Натянув мягкие леггинсы, она зашнуровала кроссовки, влезла в толстовку и молча потянулась к своему рюкзаку. В этот момент грузовик дёрнулся — Амели повалилась на Мирона — и остановился окончательно. Двигатель стих.

Дверь контейнера громыхнула и начала открываться. Им в лицо ударили столбы белого ацетиленового света.

— Флюхтлин!

— Шайсе.

На них направили стволы автоматов.

— Шнелль, шнелль…