Девчонок наконец разняли. Растащили, захватив локтями, обтянутыми униформой, тощие белые шейки, бросили по разные стороны фонарного столба и сковали руки за спиной.
Ни одна из них не была Амели, — с облегчением вздохнул Мирон. — Хотя с неё бы сталось.
Всё успокоилось. Перестали орать дети, солдаты заняли посты и принялись обводить вереницу машин сонными взглядами. Время от времени к кучке в световом пятне добавлялся человек-другой.
Скоро рассвет, — подумал Мирон. Горизонт уже подёрнулся мутной рябью, пошел серыми волнами, предвещая день. Добраться до группы девчонок не представлялось возможным. Фуры стояли слишком далеко, и преодолеть пустое освещенное пространство было невозможно.
Вой ворвался в уши одновременно с ослепительным светом, одновременно с волной жара — Мирона будто приподняло горячей сухой ладонью, пронесло по воздуху — фура, вся целиком, летела рядом — и впечатало в землю.
Грузовик загромыхал метрах в десяти. Набирая обороты, он кувыркался по направлению к кавалькаде выстроившихся перед КПП машин. От них во все стороны брызнули люди — гражданские, автоматчики, все вперемешку.
Прогремел второй взрыв — когда грузовик врезался в малолитражку. Всё осветилось оранжевым светом, Мирон лежал на земле и меланхолично наблюдал, как над головой летят какие-то обломки и ошмётки.
Рядом появилась голова призрака. Она нависла над ним, перекрыв всё поле зрения, повеяло холодом и жутью.
— Это ты натворил? — хотел спросить Мирон, но воздуха в лёгких не было.
Так было в детстве, — вспомнил он. Платон подбил его залезть на дерево — в ветках запутался воздушный змей. Сам он остался внизу, и задрав голову, выкрикивать противоречивые указания, куда ставить ногу и на какую ветку опираться.
Ветка подломилась, когда он был всего метрах в трёх от земли. Он помнил медленное падение спиной вперёд, свой интерес к этому захватывающему процессу, помнил удар в спину — земля будто бы встала на дыбы. И ту же самую невозможность вдохнуть…
— Подогни ноги, — сказал тогда Платон. — Подогни ноги и толкай.
И он задышал.
— Подогни ноги, — сказал Мирон сам себе. — Подогни ноги и толкай.
Первый вздох дался с трудом, второй пошел легче. А затем Мирон поднялся и побежал. К тому месту, где сидели девчонки…
Он узнал её сразу. Инстинктивно. Амели лежала к Мирону спиной, вытянув ноги и одну руку. Второй она прикрывала голову.
Подскочив, он наклонился, коснулся тонкой кожи на шее — проверить пульс. Затем поднял её на руки — девушка оказалась на удивление тяжелой — и побежал на подгибающихся ногах в темноту.
Не разбирая дороги, по каким-то буеракам, канавам или вспаханному полю — Мирон так и не понял. Один раз он услышал вдалеке лай собак, и свернул в противоположную сторону. Амели не приходила в себя. Иногда она стонала, дёргала головой, но глаз не открывала.
Мирон, сцепив зубы, продолжал идти.
Кто это сделал? — думал он не переставая. — Кто устроил диверсию? Призрак? Если они на такое способны, то…
Думать о том, на что способны призраки, не хотелось. Были ли жертвы, и много ли, он заметить не успел.
Возможно, Призрак просто чуял опасность. Видел узловые точки, переломные моменты — и предупреждал. Возможно.
Я теперь всё равно, что в Плюсе, — думал Мирон. — Сеть кругом, это тебе не пустыня. Парижский Анклав накрывало зонтиком файерволла, но вся остальная Европа — это громадный, напичканный электроникой будильник. Призракам не составило труда меня отыскать.
В утреннем свете он обнаружил глубокую канаву, и забрался внутрь. Сверху нависали метёлки травы, ветви кустарника — Мирон в неё чуть не свалился, топая по бездорожью.
Если за ними не следили дроны, если на канаву никто не наткнётся случайно — до вечера они продержатся.
Вытащив из рюкзака бутылку с водой и протеиновый батончик, он устроил Амели как можно удобнее, головой на свёрнутом рюкзаке, и уселся рядом.
Почти сразу появился Призрак.
Мирон никогда еще не видел его при свете дня. Лишь в темноте, в неверном свете фонарей. Хотя нет, — вспомнил он. Один раз всё же был. На платформе в Токийском заливе, сразу после битвы с Сонгоку. Этот Призрак ничем не отличался от тогдашнего. Тёмная бесформенная масса, отдалённо напоминающая человека, вырастающая из земли.
— Нам надо поговорить, — сказал Призрак.