Мирон вздрогнул: слова выходили из глотки Амели. Голос — грубый, шершавый, будто владелец лишь привыкает пользоваться инструментом — был не её.
— Вы и так можете? — спросил Мирон. Удивляться он уже устал.
— Иногда. Когда рядом есть подходящий объект, — сказал Призрак.
— То есть, кто-то без сознания. В обмороке.
Призрак помолчал — слова Мирона не требовали подтверждения.
— Ей надо в больницу, — сказал Мирон. — Я не знаю, что случилось: может, у неё сотрясение, или еще что похуже…
— Ударная волна, — сказал Призрак. — У вас это называется контузия. Она придёт в себя. Скоро. Но сначала мы должны поговорить.
— После того, как ты ответишь на мои вопросы. Ты, блин, обещал.
Глава 11
3.11
— Кто вы такие? — спросил Мирон.
Лицо Амели было пустым, словно гипсовая маска. Нарисованные ниточки бровей, стрелы ресниц, крылья тонкого носа… Шевелились только губы.
— Мы — те, кто обитает в энергетических потоках. Киты и левиафаны.
— Это человеческие понятия, — сказал Мирон. — Что они значат для вас?
— Ты всё равно не поймёшь. Не сейчас.
— Ладно, хрен с тобой, — Мирон разорвал обёртку батончика, откусил. — Объясни, что можешь, — Вкуса никакого не почувствовал — словно картонные опилки. Тогда он сделал долгий глоток воды. Подумал, что надо бы влить несколько капель в рот Амели, но Призрак заговорил вновь.
— Парадигма эволюции хищников, — сказал он ртом девушки. — Чем лучше оснащён хищник — когтями, клыками, мускулами — тем больше у него сдерживающих барьеров. Нужно беречь стадо, от которого он питается. Иначе самого хищника ждёт гибель.
— Значит мы для вас — мать его, стадо?
— Это аналогия. Я оперирую понятными тебе категориями. На самом деле всё сложнее.
— Кто бы, блять, сомневался, — буркнул Мирон.
Протеиновый батончик придал немного бодрости. По крайней мере, перестала кружиться голова.
— Главное, что ты должен знать — не все из нас имеют сдерживающие барьеры.
— Сонгоку, — кивнул Мирон.
— Они хотят всё больше и больше. Им нужна вся Нирвана.
— А тебе не нужна?
— Я привык обходиться малым. Жить в симбиозе. Тогда как Сонгоку — паразиты. Они не имеют барьеров. Лишь инстинкт выживания.
— Ясно, — кивнул Мирон. — Значит, у вас, ребята — свои тёрки. Но причём здесь я?
— Ты можешь повлиять на расстановку сил. Ты и твой брат.
— Причём здесь Платон?
— Он хочет сохранить Плюс и Нирвану. Сохранить и расширить. Подключить всех.
— Что даст Сонгоку неизмеримо больше, чем сейчас, — Мирон выпил ещё воды, думая о том, что скоро неизбежно придётся искать туалет…
— И приведёт к вымиранию всей популяции.
— Платон этого никогда не допустит, — сказал Мирон. Отметив, что собственному голосу не достаёт уверенности. — Он не такой. Он пожертвовал собой для того, чтобы спасти людей. Чтобы играть с вами, ребята, на одном поле.
— Пользуясь твоей метафорой, играть твоему брату так понравилось, что он забыл обо всём остальном.
— А ты и впрямь быстро учишься, — буркнул Мирон. — Совсем недавно и двух слов связать не мог. Не говоря уж о метафорах.
— В этом не было необходимости.
Мирон с тревогой отметил, что кожа Амели приобрела восковой оттенок и покрылась липкой плёнкой пота.
Надо завязывать с разговорами, — подумал он.
— То есть, до меня вы напрямую ни с кем не общались?
— Это было контрпродуктивно.
— Ладно, что ты от меня хочешь прямо сейчас? — вздохи Амели становились всё короче, воздух выходил из её горла толчками.
— Ты должен отыскать записи отца.
Мирон поперхнулся.
— Вам-то откуда о них известно?
— Он был одним из немногих, с кем нам удалось наладить непрерывный контакт. Мы много… переписывались.
— То есть, мой отец знал о вас? И его смерть…
— Найди записи. Так будет намного проще.
— Амели тоже говорила о дневниках, — вспомнил Мирон. — И о том, что это вы помогли ей устроить диверсию, отправив вирус некоторым людям. Значит, с ней вы тоже общались?
— Есть много способов воздействовать на людей.
— Но почему со мной ты разговариваешь? Не проще ли было заставить делать то, что вам нужно?
— Нам нужна свобода воли. Без неё человек быстро становится… неинтересен.
— А вы, блинский ёж, эстеты.
— Ты можешь не бояться быть обнаруженным, — сказал Призрак, оставив предыдущую реплику висеть в воздухе. — Мы позаботимся о том, чтобы вас никто не видел.