- Жду.
- Чего?
- Объяснений, - он скрестил руки на груди… жуткий какой.
Злой.
- Понимаете, - Люта заерзала и веер сжала. - Я не хочу выходить замуж.
- Поздно.
- Ну да… наверное, - на руке переливалась свежая вязь обручального браслета. - Поздно… но когда еще не было поздно, то я не хотела выходить замуж. А меня отдавали.
- Желали избавиться, - понимающе кивнул муж.
- Нет! То есть… выдать… первый жених от меня сбежал…
- Разумно с его стороны.
- …но ведь все равно бы нового нашли. И я решила, что если меня скомпрометируют, то… меня отправят в деревню… и там неплохо… я бы жила себе дальше спокойно…
Куда это он уставился? На кружева или… "или" Люта торопливо прикрыла боа.
- Ясно, - он все еще пялился, но на сей раз на боа, и выражение лица было таким… говорящим. Люта на всякий случай за горло схватилась.
Не начнет же он ее в карете душить?
- И вы выбрали меня. Извольте объяснить, в чем я перед вами так провинился?
- Ни в чем. Просто… вот… я однажды слышала, как про вас говорили… я не подслушивала…
Приподнятая бровь. Ну да, не верит. Хотя правильно делает, потому что Люта именно подслушивала и совершенно в том не раскаивается. Маменька утверждает, что раскаиваться Люта в принципе не способна, поскольку совести у нее нет…
- Одна… леди… - под его взглядом Люта цепенела. - Она сказала, что вы… хороший любовник.
Он хмыкнул. Как-то самолюбиво так хмыкнул…
- …но при этом редкостная скотина.
И взгляд у него выразительный. А что, Люта же не сама придумала! Она лишь процитировала и… и вообще все должно было быть иначе.
- Позвольте продолжить, - он наклонился и коснулся боа. - И на основании услышанного вы составили гениальный план.
Сказано было так, что Люта осознала: плану ее категорически гениальности не доставало. Но как она могла знать, что он жениться вздумает?
- Вы рассказывайте, леди, рассказывайте…
И за боа тянет, заставляя наклоняться, пока Люта не оказывается с ним нос к носу.
- Да я уже все рассказала… почти все. Я увидела вас и вспомнила… и вы еще с леди Альви договорились… я посмотрела, куда вы идете, а ей отправила записку, что все отменяется. И вот…
- И вот, - странным тоном повторил он. - Действительно, "и вот"…
Помолчав с минуту, супруг задал следующий вопрос:
- Скажите-ка, а кто вас научил целоваться?
- А… вам зачем?
- Да так… спасибо сказать… при личной встрече.
Почему-то Люта ему не поверила, а про кузена промолчала. В конце концов, кузен точно в нынешних обстоятельствах не виноват. Супруг настаивать на ответе не стал, он отпустил боа, и Люта отпрянула, пожалуй, чересчур энергично. Затылок с глухим звуком ударился о стенку кареты.
- Аккуратней, леди, - ее супруг оскалился. - Голову не ушибите, мозгов в ней и так немного. А мне с вами жить еще…
Сказано это было печально.
И Люта отчасти его понимает. Ей с ним тоже жить, а не хочется.
Ее новый дом - пухлый особнячок о четырех колоннах и красной крыше. Пять спален. Явно заброшенная музыкальная комната - верно, собственный клавесин супруга не слишком-то вдохновлял на подвиги, огромная библиотека и подвалы, в которые Люте соваться нельзя. Муж повторил это трижды и встал поперек двери, загораживая.
И Люта кивнула.
Не сунется. Во всяком случае, в первое время, а вот когда муж немного к ней привыкнет…
Ну и наоборот тоже.
К вечеру она про мужа не то, чтобы позабыла, скорее уверилась, что он, несмотря на показную суровость, существо в целом спокойное и незлобливое. Привез. По дому провел и скрылся в подвале, ну и предвечная жила с ним. Люта к общению не стремилась, и оттого появление супруга в спальне стало для нее сюрпризом, и нельзя сказать, чтобы приятным. Мало того, что заявился на ночь глядя, так еще и нагишом.
- Вы… вы… вы зачем сюда пришли? - осторожненько поинтересовалась Люта, натягивая одеяло по самый кончик носа.
- Потому что это моя комната, леди. И моя кровать. Я в ней сплю.
- Голым?
- Голым, - зловредно подтвердил муж.
- А я где сплю?
- Тоже здесь.
Люта задумалась, нет, не то, чтобы ее совсем уж пугала перспектива спать с ним на одной кровати - муж все-таки - но некоторые моменты она предпочитала прояснить заранее.
- А вы не могли бы сегодня поспать где-нибудь еще?
Он приподнял бровь.
- Или одеться…
И вторую тоже.
Ясно.
И неудобно… ему, кажется, тоже, потому что стоит, переминается с ноги на ногу. А ноги ничего, мосластые, только волосатые какие-то. Интересно, у братца тоже такие? Или у кузена, с которым Люта целовалась… если бы знала про ноги, про то, что волосатые, в жизни не стала бы целоваться.
- Леди… - осторожно начал муж, хватая за край одеяла. Люта тут же вцепилась в другой и потянула на себя. - Одеяло, между прочим, тоже мое. И подушки.
- Нехорошо быть таким жадным!
- Нехорошо оставлять человека мерзнуть!
- Во-первых, вы не человек, во-вторых, если бы вы соизволили надеть ночную рубашку, то не замерзли бы.
Одеяло он не выпустил. Впрочем, как и Люта.
- Леди, я не к ночи будет помянуто, ваш муж.
- Я вас об этом не просила!
Люта попыталась пнуть нахала, но он, выпустив одеяло, ухватил за пятку и дернул, опрокидывая на спину. Одеяло тотчас на пол полетело, Люта едва-едва успела подушку обнять.
- А… а давайте делиться? - предложила она, выставляя подушку между собой и мужем. - Вам вон та половина кровати, а мне - эта?
Кровать выглядела достаточно просторной, чтобы уместились двое.
Одной рукой он поднял подушку, другой - Люту, причем за шиворот, отчего ночная рубашка опасно затрещала.
- Нет, леди, я не согласен.
- Отпустите!
- Ни в жизни, - он легонько встряхнул Люту, заставляя подушку отдать.
Жадина. Изверг. И… и она не успела додумать.
- Вы что творите?
- Снимаю с вас это убожество.
Не снимает - сдирает, ткань трещит и рвется.
А рубашка, между прочим, любимая, разношенная, мягонькая и в цветочек. Кажется, в незабудки. Или маргаритки? В ботанике Люта была не сильна.
- Нет!
- Почему?
- Я… я не привыкла голой спать!
- Ничего, - подол рубашки полетел на пол. - Это вопрос времени. Уверяю, привыкнете, и вам даже понравится. Да и кто сказал, что мы с вами сейчас спать собираемся?
- Вы…
- Да? Когда?
Скалится. И смотрит прямо в глаза… нет, хорошо, что в глаза.
- Когда, - Люта сглотнула, - пришли сюда…
- Люта…
…нет, целуется он хорошо, лучше кузена, но все равно неудобно как-то.
Неприлично даже.
И без одеяла.
- Открой глаза.
- Неа.
- Открой…
- А… а вы тогда перестанете мне в ухо дышать? И кусать его не надо. Пожалуйста.
Кажется, просьба Люты ему не понравилась. Нахмурился…
- Я… я вас понимаю, - Люта скрестила руки на груди, попыталась во всяком случае, поскольку груди определенно было больше, чем рук, а остатки рубашки едва-едва попу прикрывали. - Вы пришли исполнить супружеский долг.
- Вроде того.
Он почему-то отстранился и сел на краешке кровати. Сгорбился. Обиделся, наверное. Но Люта же не виновата, она с детства не любит, когда ей в уши сопят, а все из-за братца, чтоб его… он говорил, что что-то важное сказать надо, и непременно шепотом, а когда Люта соглашалась, орал… и кусался, нет, давно уже, но Люта с тех пор все равно, когда к ушам прикасаются, нервничать начинает.