В итоге для Делёза, Гваттари, Бергсона и Мерло-Понти тот источник «витальности», который постулирует витализм, не может быть ни вещью (поскольку из поколения в поколение передаются только «вещественные» гены, а не сама жизнь, для которой здесь просто не остается места), ни силой (поскольку витализм ничего не говорит о самой жизни как силе, утверждая лишь, что она развивается, но не объясняя, как именно). Все упоминавшиеся критики упустили время в качестве чего-то существующего за пределами мысли, что и было сильной стороной витализма, так как жизнь возникает с течением времени, а также то, что субстанция витализма — это не некая общая всем формам живого сущность, например превосходящая наследственность зародышевая плазма, но заполняемое жизнью пространство. Спациализация[31] витализма просто указывает на тот факт, что организм пытается распространить себя через пространство путем роста, мутации и воспроизводства. Темпорализация же витализма аналогичным образом может быть рассмотрена как факт того, что жизнь случается и происходит во времени и что время обозначает как рождение, так и смерть всех вещей.
Примечательно, что Г. Ф. Лавкрафт, чья проза будет занимать нас на протяжении большей части третьей главы, также критиковал витализм и относился к нему с тем же презрением, располагая его где-то между мифом и поэзией[32]. Эта критика исходила из того, что жизненный порыв трактовался Лавкрафтом как духовный по своей сущности, а не как энергетический. Таким образом, ненаучный в своем основании витализм противоречил непреклонному механицизму и детерминизму Лавкрафта.
Наконец, упомянутая выше конструкция витализма может считаться ответом на один из наиболее ранних, а оттого и имеющих непреходящее значение ударов, нанесенных витализму. Натурфилософ Ф. В. Й. Шеллинг утверждал, что понятие жизненной силы является самопротиворечивым, ибо под силой должно пониматься то, что «хотя и не представимо само, все же по своему способу действия определимо через физические законы»[33]. Сила, представляемая всегда конечной, но не будучи таковой по своей природе, таким образом, конечна лишь потому, что противопоставлена другой силе и пребывает либо в относительном равновесии с ней, либо в не прекращающейся борьбе. Не являясь в конечном счете противопоставленной чему-либо, жизненная сила витализма, если следовать за Шеллингом, не подпадает ни под один из этих случаев, но оказывается другим обозначением для действующего вне законов физического мира духа, что подрывает изначальное представление о жизненной силе именно как о силе.
Однако в нашем случае, поскольку пространство и время разворачиваются вместе и влияют друг на друга, мы можем утверждать, что приведенная нами формулировка витализма соответствует жесткому требованию Шеллинга. Жизненная сила уступает место констелляции физически уловимых и эмпирически фиксируемых сил пространства и времени, под действием которых жизнь выходит из своего «в себе», а ее изначальная неразличимость дифференцируется и «расползается» через множество жизненных форм.
Тогда встает вопрос: каким образом мы осуществляем дальнейшее развертывание витализма, приводя его в контакт с реальностью и извлекая витализм из его пространственно-временной философской темноты? Взаимоотношение между пространством-временем, схваченным объективно и структурно, и жизнью трудно проследить в любых философских терминах, кроме феноменологических, не рискуя вновь отступить на территорию антропоцентризма, до этого уже занятую феноменологией. По этой причине и с целью последовательной экспликации нашего витализма в данной работе мы будем рассматривать сугубо не-философские тексты, — тексты, которые рассматривают жизнь как гадкое сплетение взаимных материальных регрессий времени и пространства. Поэтому витализм, как он выражается и используется здесь, будет минимальной метафизикой, то есть метафизикой, задействованной ровно настолько, насколько это вообще необходимо, и обращающейся к реальности исключительно посредством следования за онтологическим каскадом, отражающим космологическую прогрессию сил и материй. Корень такого витализма составляет сплетение сил, исходящее из изначального Единого. Но Единое понимается здесь не как чистое объединение, а как возможность самой «бытийности». Последняя — бытийность — происходит из первоначального и одномоментного взрывного распространения времени и пространства, так же как и последующие эманации, имманентности, эмерджентности и трансцендентности.
31
Термин spatialization (от лат. spatium — пространство) иногда переводится как «опространствление». С целью сохранения логического единства, связующего данный термин с уже устоявшимся в русской философской традиции термином «темпорализация», здесь сохраняется первоначальная латинская основа. В контексте данной работы под спациализацией понимается то, что рост и распространение различных форм жизни не могут происходить вне учета пространственных ограничений, то есть, что жизнь развертывается в пространстве, которое наряду со временем выступает в качестве одной из ее движущих сил.
32
Joshi, Sunand Tryambak (1990),
33
Шеллинг говорит об этом в книге «Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки». (Рус. пер.: Шеллинг Ф. В. Й. Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки. СПб.: Наука, 1998. С. 120-121.)