Так и вышло.
Ранним утром Захар вошел в генеральский номер, держа перед собой конверт.
Седой румяный старик, позевывая, сидел за столом, разбирая бумаги. Рядом дымилась чашка горячего шоколада. Не поднимая головы, генерал пробурчал:
«Что так рано…»
Захар остановился на почтительном удалении от стола и вытянулся:
«Ваше высокопревосходительство! Пакет из салона!»
«А где… — увидев незнакомца, генерал удивленно вскинул седые брови. — Ну, не важно, пакет? Что за пакет?»
Подав конверт, Захар отступил в сторону и встал сбоку от стола. Генерал склонил голову, распечатывая пакет, так что Захару было очень удобно выстрелить ему в висок.
Старик обмяк в кресле, и его голова с глухим стуком упала на зеленое сукно стола. Захар положил свой револьвер на паркет возле безвольно повисшей руки покойника. А генеральский «веблей», лежавший в халате старика, перекочевал в карман к Захару.
Еще раз оглядел огромный кабинет и вышел так же спокойно, как и вошел.
Вечером он уже держал в руках свой паспорт. А назавтра был в Лондоне и собирал вещички, готовясь к поездке за океан.
Все исполнилось гладко. Почти идеально. Правда, полиция не поверила в самоубийство жизнерадостного русского богача. Было установлено, что рано утром в номер заходил некий курьер. Упавший на пол конверт с приглашением привел полицейских во франко-русский салон. А там они узнали, кто должен был отнести приглашение генералу. Так стало известно имя несчастного поляка. Журналисты оповестили об этом всю Францию. Казалось, убийцу вот-вот схватят. Но поляк исчез бесследно.
Год спустя тело мнимого убийцы генерала было обнаружено на окраине Сан-Антонио. Но это уже совсем другая история, не имеющая отношения к Парижу.
— Нет, ты не видел Парижа! — пылко воскликнул Тихомиров. — Кто хотя бы раз видел рассвет на Елисейских полях, тот никогда не забудет эту дивную картину.
— А мне и тут хорошо, — равнодушно повторил Захар.
* * *Когда Исполнительный Комитет вынес смертный приговор Александру Второму, Гаврюше Тихомирову шел семнадцатый год, и посему он воспринял новость с детской наивностью. «Значит, скоро революция?» — спросил он у сестры. Та в ответ лишь улыбнулась и потрепала братишку по щеке.
Исполнительный Комитет считался наиболее законспирированным подразделением «Народной Воли», и его решения доводились только до избранных. Однако Гаврюша знал о Комитете больше многих заслуженных революционеров, хотя сам в организации не состоял. Не состояла в организации и его сестра, Поллинария, которая, тем не менее, во всех подробностях расписывала Гаврюше борьбу с царским режимом. А вот ее жених был в «НВ» не последним человеком. Он принадлежал к почетной касте нелегалов, и появлялся в доме Тихомировых то в мундире железнодорожника, то в косоворотке и сапогах со скрипом. Гаврюша долго не знал, как зовут жениха его сестры. О нем так и говорили в доме — «Полюшкин жених». Однажды он подслушал, как, прощаясь, сестра назвала своего возлюбленного польским именем Янек. Только в восемьдесят пятом году, когда в газетах появилась фотография террориста, погибшего при взрыве собственной бомбы — только тогда Полюшка обмолвилась, пряча газетную вырезку в шкатулку: «Прощайте, Замойский». Так Гаврюша узнал, что при более благоприятных обстоятельствах мог бы породниться с самим Иваном Замойским, знаменитым боевиком.
Впрочем, и несостоявшееся родство сослужило Гаврюше неплохую службу.
Году так в 83-м или 84-м к ним в дом заглянул незнакомец, прилично одетый господин, говоривший с сильным прибалтийским акцентом. Не представившись, он только сказал, что имеет небольшую посылку для господина Тихомирова. Отдавая увесистый чемодан ошеломленному Гаврюше, незнакомец шепнул: «Я от Янека. У вас последний надежный адрес. Не ходите никуда. Все связи оборвать. Когда наступит лучшее время, мы встретимся».
Первым стремлением Гаврюши было немедленно заявить в полицию. Но он живо представил себе дальнейший ход событий. Охранка, о которой он был наслышан, не упустит возможности сделать его своим агентом, а квартиру превратить в ловушку для уцелевших революционеров. («Народная Воля» к тому времени была истреблена почти полностью).
Мысль о том, что незнакомец мог быть банальным провокатором, пришла чуть позже, и Тихомиров снова засобирался было в участок. Однако, поразмыслив, он пришел к выводу, что ни его персона, ни личность сестры не представляют для охранки никакого интереса. Семья их считалась вполне благонадежной. Иначе Полюшку не взяли бы на работу в дом великого князя. Может быть, проверка? Но тогда проверили бы сестру. Вручили бы чемодан ей, а не брату-студенту, которого незачем проверять…