«Решенная» исследователями проблема конечной цели династической политики Константина тем не менее оставила неразрешенным вопрос о том, почему сам император не произвел распределение полномочий внутри той самой тетрархиальной коллегии? Т. Д. Барнс связывает возникший после смерти императора «политический вакуум»[148] с тем, что Константин планировал решить вопрос организации династического правления во время персидского похода, который должен был состояться в 337 году, однако не состоялся по причине смерти самого императора 22 мая 337 года. Этот взгляд разделяет и Д. Поттер[149], полагая, что для династических планов Константина «был важен персидский поход». Однако это не дает ответа на вопрос, почему Константин все же не определился с выбором перед лицом той ситуации, которая сложилась. Важнейший наш источник – Евсевий – изображает императора умирающим в полном сознании. Между тем исследователи упорно игнорируют этот факт, принимая распределение сфер влияния и титулов к 335 году как завершенный Константином план наследования. На наш взгляд, эта проблема требует углубленного рассмотрения, так как выбор наследника (наследников) был бы завершением всей династической политики Константина, и вряд ли император мог проявить столько нерешительности в этом вопросе (если только не принимать ультимативный тезис Т. Моммзена о «колеблющемся характере» Константина[150]).
Интерес вызывают у новейших исследователей и сугубо генеалогические проблемы, благодаря решению которых удастся окончательно определить состав семьи Константина и, как следствие, очертить круг лиц, задействованных в династической политике императора. Знаковой работой является монография Ф. Шоссона «Stemmata aurea» (2007)[151], которая содержит многочисленные вольные трактовки источников и смелые «редакции» родословных линий – А. Молиньер-Арбо в своей комплиментарной рецензии[152] особенно высоко оценивает оригинальность выводов автора. Шоссон в своей работе вновь поднял вопрос о родстве Константина с Клавдием Готским[153], а также «исправил» структуру семьи самого императора. К примеру, на основании указания в одном из поздних писем Константина к своей теще и сообщения Юлиана о «многих женах» императора, Ф. Шоссон заявляет[154] о существовании у Константина третьей жены, которой он приписывает рождение дочери; существование этой дочери Константина – третью по счету – Ф. Шоссон обосновывает встречающимися в источниках именами «Констанция» и «Константи(а)на»[155], между тем как ранее исследователи[156] видели здесь путаницу в имени одного и того же человека. Против масштабных спекуляций Шоссона решительно выступил Т. Д. Барнс[157].
Отечественная историография по заявленной проблеме новейшего периода отметилась рядом важных работ. Как и в западной науке, наметилась тенденция обобщения, нашедшая выражение в статье о Константине в «Православной энциклопедии»[158]. Проблемы династизма в политическом опыте позднего Рима рассматриваются в статьях[159] П. В. Рубцова. В своей статье о противостоянии Константина и Максенция И. Ю. Шабага, которой принадлежит первый полный перевод на русский язык «Латинских панегириков», показывает в числе методов политической борьбы апелляцию к происхождению[160], что свидетельствует о значении для Константина династического фактора в рамках становления его единовластия.
Подводя итоги нашего историографического обзора, мы должны констатировать слабую разработанность проблемы династической политики Константина Великого. Его стремление опираться в вопросах легитимации своей власти и власти своих преемников исключительно на кровнородственный элемент позволяет безусловно согласиться с тем, что Константин – жесткий сторонник династизма[161]. Однако, хотя само понятие «династическая политика» и фигурирует в работах исследователей (особенно применительно к новейшему этапу), его четкое определение не дано. Изучением династической политики именуют либо рассмотрение отношений внутри семьи Константина, либо организации им принципов наследования.
152
153
Этот вектор исследования имеет, кроме всего прочего, и источниковедческий аспект, так как в своей работе Ф. Шоссон полемизирует с устоявшимся мнением Г. Дессау о фиктивности родственной связи между семьей Константина и императором Клавдием Готским и о невозможности опираться на данные SHA.
158
159
160