Хусейн терял не только бедуинское войско, но и стратегическое управление восстанием. Контроль над ситуацией постепенно переходил к генералу Гилберту Фолкингэму Клейтону — главе ближневосточной военной разведки. Клейтон почти постоянно находился в Египте. Он руководил Арабским бюро, которое координировало британскую политику в регионе.
Арабское бюро открылось в Каире весной 1916 года и собрало под своей крышей удивительных людей — писателей, путешественников, историков. Первым заместителем Клейтона являлся археолог Дэвид Джордж Хогарт. Каждый член бюро имел определенную сферу деятельности. Томас Эдвард Лоуренс воевал. Гертруда Белл налаживала отношения с шейхами и составляла карты. Джордж Амброс Ллойд проводил экономические исследования. Среди прочих важных сотрудников были дипломат Кинахан Корнуоллис, полковник разведки Обри Герберт и банкир Уильям Ормсби-Гор. Работа в бюро стала для них трамплином в историю — так, Белл получила от арабов почетные прозвища «Королева пустыни» и «Мать Ирака», а Герберту дважды предлагали трон Албании.
Лоуренс же превратился в легенду арабского восстания — которое, едва начавшись, уже переживало серьезный кризис. К октябрю 1916 года турки перехватили военную инициативу. Хусейн обращался за поддержкой лишь к нескольким бедуинским племенам — причем их участие в мятеже оплачивалось британцами.
Лейтенант пришел к выводу, что руководство восстанием надо сосредоточить в руках Фейсала — самого активного из сыновей Хусейна. «Я с первого взгляда почувствовал, что этот человек может стать лидером Аравии», — впоследствии писал Лоуренс. Он знал, что Фейсал не идеален — но его братья выглядели гораздо хуже. Старший, Али, был слаб здоровьем, Зейд — очень молод (ему едва исполнилось 18 лет), а Абдалла показался Лоуренсу «слишком хитрым».
В ноябре 1916 года офицер (уже в звании полковника) был назначен ответственным за контакты с арабами. Он блестяще выполнял свою работу. Лоуренс продемонстрировал уникальную способность выстраивать рабочие отношения с Хашимитами — и, кроме того, улаживал разногласия между ними и англичанами.
Ключевое тактическое решение Лоуренса состояло в том, чтобы избегать прямого столкновения с врагом, используя главное преимущество арабов — мобильность. Бедуины совершали налеты на турецкие отряды, кружили возле них — и моментально рассеивались, когда те открывали массированный огонь. Вражеские гарнизоны «запирали» в крепостях — так случилось, например, с Мединой. Сыновья шарифа перекрыли подступы к ней: Абдалла — с востока, Али — с юга, а Фейсал — с севера. Священный город был зажат в тиски и отрезан от мира. Восстание распространялось вдоль побережья Красного моря — и вскоре Медина оказалась в тылу у Хашимитов.
Осада Медины длилась с июня 1916 года по январь 1919 года. Гарнизон редел от голода и болезней, но комендант Омер Фахреддин-паша отказывался сдаваться. Город пал лишь спустя полтора года, когда упрямого полководца арестовали собственные подчиненные. Они просто хотели жить — особенно после того, как Первая мировая война давно закончилась.
Ситуация в Медине подтверждала, что на Ближнем Востоке неприемлемы европейские военные модели — поэтому Лоуренс предложил арабам комплекс их же традиционных способов борьбы с неприятелем. Бедуины практиковали вооруженные набеги еще до возникновения ислама — и офицер полагал, что стихийные нападения на турок будут эффективными. Внедрять западную дисциплину среди кочевников было бессмысленно. Если им что-то не нравилось, они садились на лошадей и верблюдов — и уезжали прочь.
Олицетворением мятежа стал Фейсал. Это было очень важно — ведь сыновья Хусейна провели детство и юность в Стамбуле. Суровые бедуины считали Хашимитов неженками, привыкшими к комфорту, — и относились к ним презрительно. Шариф прекрасно осознавал опасность такой репутации для своих отпрысков. Еще в 1908 году он настоял на том, чтобы Али, Абдалла, Фейсал и Зейд вернулись к истокам, — и отправил их жить в пустыню, к кочевым племенам.
Сыновья беспрекословно подчинились воле Хусейна. Однако вследствие воспитания они были изолированы от сверстников-бедуинов. Молодые Хашимиты остались в одиночестве — все вместе и каждый сам по себе. По замечанию Лоуренса, «у них не было ни родины, ни настоящих друзей; и никто из них не открывался остальным или, тем более, отцу, которого все они боялись». Так продолжалось до тех пор, пока возмужавшие юноши не проявили лидерские и воинские качества, добившись уважения бедуинов. Фейсал — живой символ бунта — был не просто одним из сыновей шарифа. Он был первым среди равных.