Как утверждает Диодор[31], среди прочего македонские вожди в Вавилоне договорились о том, что тело Александра должно быть погребено в храме его божественного отца в оазисе Сива. Во всяком случае, Арридею, одному из их числа, было поручено соорудить погребальную повозку и организовать кортеж с беспрецедентным великолепием, и, видимо, Птолемей тут же осознал, что престиж его государства, которое он уже мысленно создал себе в Египте, возрастет безгранично, если оно будет владеть телом великого македонского героя, которое как предмет культа обладало необычайным влиянием на умы людей. Самым естественным местом для погребения Александра были Эги, исконный город македонских царей на родине его династии, и возможно, что сначала возник именно этот вариант, а не погребение в оазисе. Во всяком случае, рано или поздно это стало намерением Пердикки. Но Птолемей его опередил. Когда Пердикка находился в Малой Азии, Арридей, действуя в сговоре с Птолемеем, отправился с погребальным кортежем из Вавилона в Египет. Если перевозить тело в Сиву, то в любом случае пришлось бы (если только не доставлять его в Паретоний по морю) сначала отправиться в Мемфис; видимо, Арридей объявил о том, что направляется в оазис, уже выехав из Вавилона. Птолемей в сопровождении внушительного военного эскорта встретил кортеж в Сирии и завладел телом Александра. Достигнув Мемфиса, он не продолжил путь в оазис. Нам неизвестно, решил ли к тому времени Птолемей, что последним приютом Александра должна стать Александрия. Павсаний сообщает, что тело оставалось в Мемфисе, пока сын Птолемея не переправил его в Александрию примерно сорок лет спустя[32].
Диодор[33], Страбон[34] и другие античные авторы говорят, что именно первый Птолемей положил тело Александра в Семе (Соме) в Александрии, где оно еще находилось и в римские времена. Возможно, это правда, и утверждение Павсания в таком случае объяснялось бы просто тем, что тело несколько лет находилось в Мемфисе, пока гробница в Александрии не была готова его принять. Обычная дорога из Сирии в Александрию, как указывал Магаффи, идет не через дельту, а через Мемфис. Но Павсаний настолько уверенно называет перевозку тела из места его упокоения в Александрию одним из злодеяний Птолемея II, что у него должны были иметься для этого веские основания. Как бы то ни было, в нашем распоряжении имеются источники, свидетельствующие о существовании государственного культа, а имена отправлявших его жрецов служили для датировки документов во всему царству при Птолемее I. В двух документах жрецом называется брат царя Менелай, а так как впоследствии эпонимный жрец государственного культа являлся жрецом Александра, то есть вероятность (хотя это и не утверждается), что Мене-лай был жрецом Александра. Если так, то центром культа первоначально мог быть храм-усыпальница Александра в Мемфисе, а затем он был перенесен Птолемеем II в александрийскую Сему[35].
Македонский вождь с греческим именем Ptolemaios[36], прибывший в Египет в 323 году до н. э. в качестве его нового правителя, был сыном Лага (Лага или Лаага: удлиненная форма имени содержится в папирусе того времени из Элефантины, и, вероятно, это всего лишь греческое La-agos, «вождь народа»)[37]. Когда династия Птолемея приобрела значительный авторитет во всем мире, его происхождение от непонятного Лаага стало считаться довольно постыдным[38]. Есть одна злая история о том, как Птолемей спросил у грамматика, кто был отцом Пелопса, — туманное, как всем было известно, место в мифологии, — грамматик ответил так: «Я скажу, если ты сначала скажешь мне, кто был отцом Лага». Юстин в своей живописной манере преувеличивает контраст между сравнительно скромным происхождением Птолемея и его дальнейшим величием, говоря, что Александр возвысил его из рядовых. Это чепуха. Мы, во всяком случае, знаем, что мальчиком Птолемей принадлежал к своего рода пажам (basilikoi paides) при дворе Филиппа и был близким другом Александра до его восшествия на престол. Лаг, должно быть, принадлежал к мелкой аристократии Македонии. Мать Птолемея звали Арсиноей: официальная генеалогия позднее представляла ее связанной с царским родом, и возможно, не без оснований. В кампаниях Александра Птолемей отличился в качестве командира. Он стал одним из семи телохранителей царя. В Индии он играл особо выдающуюся роль. Насколько нам видна личность Птолемея сквозь туман времени, это был крепкий, чистокровный македонянин с практическим умом, который часто отличает предводителей земледельцев, трезвой осмотрительностью. Он предпочитал заглядывать далеко вперед и действовать наверняка, обеспечив себе надежные преимущества. Для него были характерны нечеловеческая сила, которая заставила его искать наслаждений со многими женщинами, сердечное добродушие, привлекавшее наемников под его знамена со всех греческих земель, — то есть он был человеком скорее крепкой, чем тонкой, телесной и умственной конституции. Однако он не без интереса относился к греческой литературе; молодые македонцы, принадлежавшие к высшему сословию, уже в течение одного или двух поколений учились говорить и читать по-гречески, и Птолемей не только активно старался привлечь к своему двору греческих литераторов, философов и художников, но и сам в качестве автора внес весьма похвальный вклад в греческую историческую литературу. Его перу принадлежит повествование о кампаниях Александра, которое характеризует безыскусная приверженность к фактам и отсутствие риторического краснобайства. Таков был этот человек, который прибыл в Египет в качестве сатрапа при царе Филиппе Арридее и его соправителе Александре, младенце, сыне Александра Великого, родившемся уже после его смерти. Птолемею в то время было около сорока четырех лет.
32
То, что тело было сначала оставлено в Мемфисе, подтверждается фрагментом надписи, вырезанной на куске паросского мрамора (Athen. Mitt., XXII (1897). P. 187).
35
Два документа (
37
В папирусе из Эль-Хибы, также относящемся к тому времени, мы видим обычную форму Lagos.
38
Цари из династии Птолемеев обычно не назывались Лагидами в древности, хотя наименование Лагид встречается в поэме Феокрита. В наши дни у французских ученых принято называть их les Lagides, Лагиды.