Минутой позже они уже ехали по дороге в темноте, слегка тронутой серой дымкой раннего утра. В это время года — время летнего острига овец, по пути каждый день шли обозы с овечьей шерстью, срезая дорогу в этом месте, чтобы направиться к югу, где находились огромный рынок и порт Лондон. В обозе иногда насчитывалось до двух сотен лошадей, они двигались медленно, заполняя дорогу своими тучными, колышущимися телами и поднимая такую пыль, что путешествующим за ними было трудно дышать. Там были люди, ожидающие обозы, чтобы отправиться в путь вместе, те, кто ждал компании, чтобы не страшно было путешествовать в одиночку. Но Морланды не относились к этому сорту людей. Их было пятеро, вооруженных мужчин в седлах. Вряд ли кто-то решился бы напасть на такую кавалькаду.
Обозы отправлялись в путь на заре, поэтому Морланд и его спутники должны были выехать до рассвета, чтобы оказаться впереди. Когда первый луч солнца пробился над горизонтом, они уже находились более чем в пяти милях от дома.
Элеонора Кортени сидела на резном дубовом подоконнике у южного окна комнаты с вышиванием в руках, пытаясь с пользой для дела употребить последние яркие лучи солнца. Она трудилась над сорочкой хозяина, и изящный рисунок у ворота требовал тончайшей белой шелковой нити и такой же тончайшей иглы. Когда свет совсем померк, она отложила вышивание в сторону и занялась более простой работой. Время от времени она поднимала голову и бросала взгляд в окно. Это был чудесный день позднего лета, и все вокруг под перевернутым куполом синего неба было занято перекатами зеленых холмов Пербека.
Она любила летний замок Кофрэ. Прожив здесь всю жизнь и видя эти холмы, она не могла представить себе, что когда-то покинет их. Напротив нее на стуле у незажженного огня сидела ее госпожа, еще одна Элеонора, Элеонора Бьючем, а теперь леди Бофор, жена лорда Эдмунда Бофора, которую прозвали Белль[2] за ее замечательную красоту.
Белль снова была беременна и надеялась, что на этот раз родит сына. Летняя жара разморила ее, и руки женщины медленно скользили по цветному шелку. Элеонора, наверное, закончит работу за нее, ведь много раз, когда они были еще совсем юными девочками, Элеоноре приходилось делать двойную работу у веретена, чтобы уберечь Белль от неприятностей.
Две девушки были воспитаны вместе с того момента, как родители Элеоноры умерли. Белль была на два года старше, но Элеонора росла смелой, физически крепкой, поэтому разница в возрасте почти не чувствовалась. Вместе их обучали чтению, письму и счету. Вместе они постигали основы французского и латыни. Они прекрасно овладели искусством танцевать и музицировать. Кроме того, девочки учились ткать, прясть и вышивать.
Белль, маленькая, светловолосая и очень миловидная, была щедрой, добросердечной, но ленивой. Элеонора, выше ростом, темноволосая, росла энергичной, умной и очень проницательной. Они как нельзя лучше дополняли друг друга.
Когда Белль вышла замуж за лорда Эдмунда, она попросила мужа взять Элеонору с собой. И ее страстная мольба была встречена благосклонно. Лорд Эдмунд выкупил право опекунства над Элеонорой у отца Белль.
Казалось, это поставило печать на судьбе Элеоноры. Она полагала, что останется здесь навсегда, поддерживая бедную ворчунью Белль на протяжении всего времени ее нескончаемых беременностей, и позже, после счастливого разрешения этих беременностей, станет леди-гувернанткой для отпрысков Белль. Это был предел ее стремлений, и Элеонора не надеялась на большее.
Хотя это была не вся правда. Существовало еще кое-что, чего она желала всем сердцем и на что не смела надеяться. Мысли об этом поглощали ее полностью, заставляя переходить от самых смелых ожиданий к глубинам отчаяния и наоборот, так что она не могла уже отличить явь от мечты. Подумав об этом снова, она не заметила, как ее руки, до этого порхавшие над работой, словно бабочки, сами собой замедлили ход и безвольно опустились на колени.
Ее взгляд снова устремился в окно, скользнул по маленьким каменным деревенским домишкам с вызолоченными светом крышами, затем обратился к полям и кромке леса у больших холмов, где ветер раскачивал деревья и рвал тучи.
Его звали Ричард. Ему было двадцать три года, и он не имел семьи. Он был солдатом и, как подобает солдату, был широкоплечим и легким в движении. Ричард не был высоким, но зато коренастым и сильным. У него было широкое добродушное загорелое лицо, а светлые волосы на висках и надо лбом позолотило солнце, так что они напоминали цветом пшеницу. О, у него были голубые глаза, а взгляд такой пронизывающий, что, казалось, проникал в самую душу. Ричард не часто улыбался, но не потому, что был хмурым по натуре, а потому, что философски воспринимал мир; однако когда он все же дарил вам улыбку, то она озаряла все лицо, словно солнце выглядывало из-за туч после долгой зимы. Его улыбка согревала сердце и заставляла без раздумий положить жизнь к его ногам.