— Вы сделали интересное замечание, — сказал доктор Грейвс. — Я не подумал о сплетнях, и может быть, вы правы. Я дам вам знать.
Джонатан знал, что победил, но только до тех пор, пока — значительно позже — до него не дошло, что он не испытывает бурной радости и в действительности он не стремится сделать Луизу своей женой. Почему он был так настойчив, если он и Луиза не любили друг друга? Он должен был признать, что его поведение не делало ему чести. Судьба его и Луизы была предрешена их родителями, и не было выхода или возможного отступления без скандала. Когда неизбежно придет этот день и от него будут ждать, чтобы он женился на Луизе, преданность Джонатана к ней, как и к своей семье, потребует, чтобы он выполнил свои обязательства как можно скорее. Это был честный путь, а честь в семье Рейкхеллов являлась первостепенной. Помимо этого, длительный период ожидания, несмотря на причину, раздражал Джонатана, так как он терял терпение. Задержки раздражали его, и он знал, что эта черта была слабостью его характера, которую ему необходимо преодолеть. Главной чертой характера Рейкхеллов была непреклонная внутренняя потребность к самоусовершенствованию, и он мог посочувствовать тем, кто выходил замуж за членов семьи Рейкхеллов. Их доля была нелегкой.
Церемония, отмечающая помолвку, состоялась за несколько вечеров до того, как «Летучий дракон» должен был отплыть в Бостон для участия в соревнованиях. Дом Грейвсов был полон гостей, помолвленная пара приветствовала их в гостиной. Луиза в платье бледно-сиреневого цвета выглядела прелестней, чем обычно, ее рука легко покоилась на руке Джонатана. На четвертом пальце ее левой руки был скромный бриллиант — это было обручальное кольцо его матери. Джонатан выглядел торжественно и достойно в костюме из черной шерсти, улыбался он редко, даже разговаривая со старыми, близкими друзьями, как Руфь Халлибертон и Эдмунд Баркер.
Пока между Джеримайей Рейкхеллом и доктором Грейвсом шли приватные беседы, молодая пара воспринимала друг друга и свои взаимоотношения как само собой разумеющееся, но теперь, в первый раз, они начали понимать природу своих новых взаимоотношений.
Джонатан проявил их вскоре после того, как разошлись гости.
— Я пока не вырезал носовое украшение для «Летучего дракона», — сказал он Луизе, — потому что не придумал символа, который бы подходил для этого судна. Теперь, я думаю, тебе предоставляется возможность решить этот вопрос и наблюдать за вырезанием этого украшения.
Она посмотрела на него беспомощно:
— Но я немного знаю о судах. — В соответствии с традицией Рейкхеллов владелец судна определял носовое украшение. Джонатан предоставил Луизе очень большую честь. Но значимость этого поступка ускользнула от нее.
— Со временем ты очень много узнаешь о судах, — ответил Джонатан с улыбкой. — Мне говорили, что мужчины Рейкхеллы мало думают о чем-нибудь еще.
Девушка уже чувствовала его одержимость и в душе надеялась, что сможет излечить его от этого и расширить круг его интересов после их свадьбы.
— Не торопись принимать решение, — сказал он. — Все, о чем я тебя прошу — дай мне идею, какое носовое украшение для судна ты хочешь, прежде чем мы поженимся.
У Луизы не было ни одной мысли, и она вынуждена была признать, что ее не интересует, какое носовое украшение он сделает. Все предшествующие до свадьбы месяцы она будет занята, собирая приданое и белье.
Последним уходили Руфь Халлибертон и Эдмунд Баркер, который попросил разрешение проводить ее домой. Весенний вечер благоухал, они медленно прогуливались, и Эдмунд очень ясно ощущал рядом с собой прелестную девушку.
Молчаливая Руфь знала, что сегодня вечером она была плохой компанией, у нее не было настроения, и она была невеселой. Уже в течение многих лет у нее теплилась слабая надежда, что Джонатан заметит ее, полюбит и женится. Конечно, с самого начала она знала, что ее мечта была нереальной. Рейкхелл не мог жениться, ему бы не разрешили жениться на девушке, которая была дочерью главного плотника компании его отца. Жены для Рейкхеллов отбирались с особой тщательностью, необходима была уверенность, что следующее поколение будет соответствовать строгим стандартам этой семьи.
Эдмунд едва осознавал, что девушка, шедшая рядом, была неразговорчивой. Его собственные мысли бурлили, и хотя в основном он был спокойным человеком, он чувствовал себя исключительно взволнованным.
Когда они подошли к скромному каркасному дому Халлибертонов на Монток-авеню, недалеко от особняка Грейвсов, он откашлялся, потом нарушил молчание: