‘Неужели я стану первым за династию, кому придется столкнуться со столь открытым мятежом? Что же изменилось? Почему до того казавшаяся незыблемой власть вдруг пошатнулась? Мужчина ощутил приступ слабости, ноги задрожали. Он поспешил присесть в кресло, взял стило и бумагу. Но рука зависла, так и не коснувшись листа.
‘Что писать? Кому? Юлиан, судя по всему раззадорил медведя в берлоге. Оставить его командующим, значит поднять весь Самоцветный Пояс. Павел не годится для атаки, он умеет вести флот лишь по учебникам, Гая я сам отослал в ссылку, Остается Агнесса или Никос. Агнесса умница, вполне могла расправиться с мятежниками, но в открытом бою. Никос хорош в подковерных интригах, он бы предложил попросту отравить всю верхушку и заговор бы умер в зародыше. Если бы…
Если бы не одно но, если отмотать время назад хотя бы на неделю, когда Сиберия была всего лишь взбунтовавшейся колонией. Но теперь когда они намеренно раструбили на всю галактику, разослав свой манифест даже в Каганат, это дело так просто не замнешь. Открытое подавление - конечно возможно, вряд ли у Сиберии есть такие огромные военные силы, но резонансом от брошенного в воду камня разойдутся круги, и кто знает, как они поведут себя - Самоцветный Пояс.
- Силантий,- Василевс поднял голову, приветствуя старого друга и наставника детей без тени улыбки. То, что Силантий доводился Александру братом, не поднималось между ними с тех пор, как старый философ прилюдно отрекся от титула брата императора. - Слышал новости?
- Как же, как же, видел я это воззвание, весьма умно придать это дело широкой огласке.
- Кто такой этот Святослав?!
Силантий присел в кресло напротив безо всяких церемоний. Василевс сделал особый знак, что они могут говорить свободно не как правитель с подданным, а как два человека, понимающие друг друга с полуслова.
- Человек, сумевший удержать власть в трех княжествах Сиберии на протяжении пятнадцати лет, немного не побил твой рекорд,- улыбнулся Силантий.-Но если говорить на чистоту, не верю, что он решился на такое. Даже после последнего поражения от твоих сыновей.
- Сыновья…- Александр взял со стола малахитовое пресс-папье и принялся вертеть в руках.
- Александр, как ты намерен поступить с Гаем? - наконец Силантий задал давно мучивший его вопрос.
Пресс-папье выпало из пальцев, но философ ловко подхватил его почти у самого пола, и, покачав головой, поставил обратно.
- Становишься рассеянным, непростительно, сейчас нелегкие времена и тебе придется принимать непростые решения. Но вот семья должна быть едина, забудь о его проступках, прими его и прости. И сейчас же пошли обратно на Кармину, ситуация там непростая после того покушения на Кесаря и его дочь.
- Насчет Гая,- взгляд Александра потемнел,- я хотел…
В этот момент дверь отворилась и двое конвойных ввели молодого мужчину в синем кафтане с красным поясом и такого же цвета крагах и сапожках.
- Легок на помине,- пробормотал Силантий, поднимаясь,- оставлю вас вдвоем, отцу с сыном нужно говорить без свидетелей.
Когда василевс хотел возразить, брат удержал его за плечо,- все хорошо, продолжим позже, прими верное решение.
Проходя мимо, Силантий ободряюще улыбнулся мне, хотя я был бы рад, если бы наставник подождал. Мы остались вдвоем. Вид у отца был мрачнее тучи, он дважды на меня не взглянул и сделал вид, что занят документом перед ним. Сесть он не предложил, поэтому я продолжал стоять, пока он работал, просматривал бумаги и, либо ставил свою подпись и печать, или откладывал в куда более внушительную стопку.
Официальные приказы василевс всегда исполнял на бумаге - еще одна дань роскошной и дорогостоящей традиции, как и перьевая ручка с фиолетовыми чернилами. Такими же чернилами расписывался его отец и его дед и василевсы первой древней Византии еще на Земле. Как и одежда отца была почти копией старинной, разве что драгоценные ткани и жемчуга были искусственными. Да ее его голова оставалась непокрытой, обнажая щедро усыпанные сединой виски и бакенбарды. В уголках глаз и губ пролегли глубокие морщины - отец рано постарел, взвалив на себя весь груз забот о Метрополии. При взгляде на старика, хотя ему едва исполнилось шестьдесят пять, мне стало не по себе.
Наконец, последний документ был просмотрен, очки в тяжелой оправе покинули переносицу. Некоторое время отец сидел неподвижно, сцепив руки, а потом и вовсе отвернулся и принялся рассматривать залитую лазурью океанскую гладь. Соленый запах долетал до третьего этажа, где и располагался кабинет василевса. Тихо поскрипывала рама от свежего ветерка.
- Хорошо,- наконец, произнес отец,- закрой окно.
Я понял, он сказал это намеренно. Мне придется встать перед ним, чтобы выполнить требование. Но все же я подчинился и, обогнув массивный стол, покрытый толстым зеленым бархатом, затворил створки и отпустил на место тяжелые парчовые занавеси.
Достав длинную каганатскую трубку с тонким мундштуком, отец набил ее и раскурил от тонкой лучины, зажженной от лампадки в углу. Эта лампадка воскурялась круглые сутки в каждом доме на Океане и в любой добропорядочной семьи Метрополии, во имя вечного первого василевса как наместника Бога.
- Странно,- сказал отец,- прежде лампады воскурялись в честь самого Бога, а теперь это лишь жалкое подобие вот уже пятьсот лет, мельчаем мы, и страна, и народ, и наша династия.
- Не понимаю, к чему ты клонишь,- честно признался я.
Два аккуратных облачка дыма воспарили к потолку, украшенному фресками со сценами из истории Древней Византии.
И лишь потом тяжелая ладонь отца хлопнула по столу да так, что чернильница опрокинулась, чернила разлились по столу, закапали на пол, оставляя некрасивое пятно на дорогом норманнском ковре.
Покачав головой, я нагнулся и поставил чернильницу на место.
- Оставь, мне нужны показная лояльность и забота, ты не подходишь для этого, ты вообще ни для чего не подходишь, ты просто дурак, трус, лентяй, невежда, наглец!
Отец кидал все эти обвинения мне в лицо, а я в это время продолжал рассматривать как фиолетовые чернила играют всеми оттенками бордового и темно-алого. И снова почудилось, что они похожи на кровь, залившую изображение печати в виде трех вершин горы на одном из документов.
- Знаю, до сих пор я именно таким и был, сплошным разочарованием для тебя и семьи,- признался я.- Но сегодня я прибыл к тебе не как преступник, не как виновный, не как пленный и не как повинный в страшных грехах, в которых меня обвиняют, вплоть до смерти Никоса. Я прибыл к тебе с предложением.
- Если ты торговец, так отправляйся в Каганат!- воскликнул Александр, указав на дверь.
Я ощутил холодок в груди. Когда на отца находило такое настроение, связываться с ним не боялся разве что Силантий. Но как раз мудрого наставника рядом не было, и мне придется выстоять против гнева василевса в одиночку. Однако…
- И все же, я сделаю предложение, а потом ты будешь волен посадить меня под домашний арест или отправить в ссылку в другие области. Но я все равно завершу начатое, хочешь ты или нет.
- Даже так? Кто научил тебя такой дерзости? От Марго набрался? Ну так ты видишь как она закончила, все еще хочешь последовать за ней?!
- Отец, не вспоминай сестру, речь сейчас не о ней,- сумрачно попросил я.
- Да? А я вижу какое у тебя выражение лица, ты всегда так смотришь, когда думаешь о ней. Надо было дать разрешение на ваш брак раньше, тогда может и сестра была бы жива и ты не бросался в бездумные авантюры. А что теперь предлагаешь? Сослать тебя? Лишить права наследства?
- Это…- делай что хочешь, ты - василевс, а я всего лишь царевич,- смиренно ответил я, - но прежде просто выслушай меня, хотя бы в качестве официального прошения.
- В тот день, когда мне понадобится выслушивать прошения от собственных детей, я отрекусь от всех вас и назначу наследником последнего попрошайку в Нормании! - глаза отца метали молнии, словно он и правда был Богом, хотя… для меня он выглядел скорее как крайне расстроенный, усталый и разозленный человек. За то время, пока мы не виделись, он сильно постарел.- Говори! - велел василевс.