Грязь чёрными червями вгрызалась под кожу, под мясо и начала проноситься вдоль самих костей. Она плотно вдавливалась в основания фаланг, становясь твёрдой глиной, и оставаясь там. Крики уже стали походить на мычание полоумного, но он всё продолжал грести и грести своими мягкими водорослями.
Пак внимательно смотрел на это всё – не как на театральное представление, а скорее, как учитель на ученика. Его лицо, по бледности своей не уступающее самой луне выражало серьезность, а в глазах, даже под влиянием синего света поблёскивали красные блики.
– Время! – воскликнул он, после того как взглянул на свои наручные часы. Но разъярённый копатель не останавливался. Нексусу даже пришлось оттаскивать его силой. – И так посмотрим?..
Поднявшись со стула, Пак подошел и внимательно осмотрел рукодельную яму…
– Какая досада, и половины не раскопал. Убить его! Метод “Общипывания”.
Двое в противогазах пригвоздили насильника к земле.
– Ты так упорно старался, не умереть. Так сопротивлялся… Тебе это ничего не напоминает?
Один из Нексусов тремя пальцами буквально отщипнул кусок плоти. Другой отщипнул ещё кусок и так снова и снова. Пак начал ходить вокруг и рассказывать:
– Перед тобой возникло непреодолимое препятствие, которое казалось тебе шансом на спасение! – ему пришлось повысить тон, чтобы пересилить крики. – Но у тебя изначально не было никаких шансов! Та девочка сопротивлялась, будь здоров, несмотря на отсутствие возможности тебя победить! И ты убил её, чтобы беспрепятственно заняться своим звериным делом – неосознанно, рефлекторно! Ты… грёбанный механизм, который стоит разобрать на запчасти!
Нексусы отщипывали куски плоти один за другим подобно стаи обезумевших ворон. Фрагменты были небольшими; некоторые не превышали и трёх сантиметров в диаметре, что наоборот даровало очень медленную и мучительную смерть. Его боль уже затмила тряпочные руки. Кровь сочилась из тела насильника как сжатая в руке губка. А вскоре кровожадные клювы добрались и до глаз, ушей, внутренних органов и головы.
– Достаточно, он уже давно сдох!.. – спиной остановил их Пак, уже внимательно рассматривая газету с именами. – Священник?! Да вы прикалываетесь?!
Кабинка для исповеди…
– Простите отец, ибо я согрешил… – раскаянно произнёс Пак. – Я столь грешен, что тяжело мне по миру ходить.
– Что же тебя гнетёт, сын мой? – ответил священник, смотря куда-то вверх. Сторона его кабинки была укрыта темнотой.
– Все грехи человечества собрались во мне, я всеобщий их концентрат.
– Поведай же о своих грехах сын мой, и пусть Господь даст тебе смелость.
– Во время войны, на нас испытали одну из новых бомб. Она рванула рядом с мои товарищем и снесла ему пол головы… Но он всё стоял и стоял, весь трясся, и фонтанировал борщом, при этом смотря прямо на меня, хоть и глаз давно не было, только нижний ряд зубов. Потом его язык вывалился и упал на землю, и это было так… “отдельно” как нечто уже не нужное. Не знаю, он был похож на использованный презерватив розового цвета…
– И в чём же ты считаешь себя повинным сын мой? – ответил тот спустя томление.
– Да я просто начал ржать над ним как сумасшедший.
– Каждый переживает потрясение по-своему. Твой товарищ внезапно погиб. Не многим под силу бесследно пронести это мимо своего разума и сердца.
– Вы говорите не как священник. Обычно вы считаете исповедь вторым крещением, а не сеансом психологии… Ладно, а как вам такое?.. Был один грудной ребенок, который в будущем стал бы террористом, и он унёс бы с собой жизни пятнадцати человек. Нууу… я вынул его из коляски и футбольнул с горы как мячик. И когда он коснулся крутой поверхности, то стал скатываться с неё и подскакивать как невнятно огранённый булыжник.
– Грешны все. Поэтому мы не вправе указывать на грехи других или осуждать их. Но не все способны осудить грехи внутри себя: увидеть своего внутреннего монстра, а публично исповедаться тем более, так как гордыня – самый сильный грех.
– “Ад пуст, все дьяволы сюда слетелись”, да отец?.. Это сказал Шекспир. Наверное, он сам не понимал, насколько был прав… А вы неплохо сочетаете психологию с религией. Эта комбинация помогла вам добраться до Надсущинатурного Виденья. Но надолго ли вас хватит на фоне мирских испытаний?
– Мирских испытаний?.. Таких испытаний хватило в моей жизни с достатком, – священник сжал в руке трость, а его белённый, слепой взгляд обратился в воспоминания…
– Дааа… война – это лучшее испытание, которое можно только придумать. Лично я считаю религиозный люд, богомолов: слепым стадом баранов. Да, именно: “слепым” и именно: “стадом баранов”. Вы слепы отец, но ваши глаза видят куда больше, чем глаза зрячих. Перед миром чистый человек более оскверняемый: его мирской багаж не тронут. Это может опрокинуть его на самое дно, но тот, кто уже вылез оттуда не провалиться в бездну снова. Убийца, который стал праведником, куда лучше праведника, ставшего убийцей… Даже не знаю отец, за что и зацепиться?.. Раш навещал лжеца, убийцу и насильника – он явно кормится, но что ему потребовалось от вас отец?