От страха Динка заплакала. Потом случилось сразу много всего и быстро: отец рухнул на колени как подкошенный, мать кинулась к нему, подхватила Динку и оттащила под вешалку, из комнаты с громким криком и плачем выскочила Маняша. Когда же отец уснул посреди прихожей, как был – в рабочей одежде, похожий на кучу грязного белья, мама уложила девочек спать, а сама убежала на работу.
Утром Динка увидела отца: опухший, но чисто выбритый, после душа, он приготовил завтрак, накрыл на стол и ходил от окна к столу в ожидании жены. На столе стояли цветы.
Когда мама пришла домой, Динка сперва не узнала ее: левая половина ее лица стала похожа на баклажан. Не обращая внимания на мужа, она обняла дочерей и прошла в спальню, чтобы переодеться. Но не успела она сделать и шагу, как отец бросился к ней в ноги, обхватил колени и заговорил прерывающимся голосом:
– Надя, прости, прости непутевого! Больше ни капли в рот не возьму, только прости!
Мама стояла молча, будто окаменев, смотрела куда-то в сторону. По щекам у нее снова текли слезы. Как будто через силу она подняла руку и тронула мужа за плечо:
– Вставай, Вась. Будет тебе уже, дети смотрят.
С того момента прошло два года. Отец не пил даже пиво, даже на Новый год, даже на день рождения. Котенок тот вырос в Графа – ласкового, но ленивого кота.
И вот теперь Динка с замиранием сердца прислушивалась к разговору за стеной. Неужели отец снова начал пить?
Тихонько, чтобы не скрипнула кровать, она вылезла из-под одеяла и на цыпочках прошла к кухне, встала под дверями и прислушалась.
– …и никак иначе. Надо уезжать.
– Вась, ну куда ехать-то, подумай. Тут у нас и квартира, и огород, тут и родители похоронены.
– Завод закрывают, работать будет негде, – кипятился отец.
– Да как же так, да разве ж так можно, – причитала мама. – Где же люди буду работать? Как жить? На что детей кормить?
– Вот потому и надо уезжать, пока есть возможность.
– Ох, Вася, куда же мы поедем. Кому и где мы нужны?
– Не знаю, но надо уезжать.
Динка оторопела: как уезжать? Куда? Зачем? А как же конкурс в художке? Ведь главный приз же – поездка в Москву! Родители еще о чем-то спорили, но Динка уже не слушала и не слышала их.
***
За окнами набирал силу апрель: весело чирикали воробьи, барабанила по подоконникам капель, на улице пахло остро, пряно и мокро. От этого запаха у Динки начинала немного кружиться голова, а в груди становилось так тесно, что хотелось выскочить на улицу и бежать, покуда есть силы, а потом еще маленько.
Обычно в это время мама проращивала на подоконнике в марле огурцы и помидоры, в маленьких баночках зеленели росточки болгарского перца. Отец перебирал старую «Ниву», которая на своем веку перевезла столько мешков картошки, что счету им нет. Конечно, старушке уже пора было на покой, но, так как заменить ее никто не мог, она все еще было на ходу.
Этой весной все было иначе: родители запирались на кухне, о чем-то спорили вполголоса, щелкали кнопками калькулятора, пили пустой чай. После таких посиделок Динка находила на кухне тетрадные листы со столбиками цифр и адресами, выведенными маминым аккуратным почерком.
Наконец в одну из апрельских суббот Динка не выдержала и решила поговорить с мамой. Но с самого утра она никак не могла поймать ее. То у Маняши порвались носки и их нужно срочно зашить, то поставить готовить обед, то окна вымыть. А потом Динка помогала маме стирать – ох и не любила Динка субботние стирки!
Замоченное накануне белье нужно было отжать, потом набрать в стиральную машинку воды, насыпать порошок и аккуратно, чтобы не наплескать водой на пол, положить туда белье. И если справиться с футболками, наволочками и полотенцами Динка могла без проблем, то с пододеяльниками и простынями приходилось попотеть. Мокрое тяжелое белье так и норовило подмести собой пол, горячая воды обжигала руки, от порошка щипало царапины и заусенцы.
Потом наступила очередь полоскания и развешивания. Маленькая «Мечта» была без центрифуги, поэтому и тут приходилось работать руками. Этот последний этап Динка любила больше всего – это значило, что самое тяжелое позади. Осталось всего-то вымыть машинку, тазы, пол в ванной комнате и помыться самой. После этого можно было отдохнуть – сделать уроки или собираться в художку.
Мама, как будто вовсе не уставшая после стирки и уборки, вытащила из старого шкафа все вещи и стала перебирать их, сортируя по кучам. Путаясь в чулках, в которых зимой хранили лук, запинаясь о старые сапоги и какие-то коробки, Динка пробралась к маме.