Диоклетиан. Реставратор Римской империи

Было бы разумно, если можно так выразиться, дать существующим мерам борьбы возможность сработать в полной мере, прежде чем принимать новые. С точки зрения государства, даже итоги действия первого эдикта отнюдь не были полным провалом. Сами христианские источники недвусмысленно указывают, что очень многие христиане действительно отступились от своей веры — причем еще до того, как им стали грозить смертью или пытками. Но фанатик Галерий, вместо того чтобы выждать, стремился ускорить ход событий. В начале 304 года, во время путешествия по провинциям на Дунае, Диоклетиан внезапно заболел, поправился, а затем заболел еще более тяжело. Целый год его здоровье висело на волоске. Как бы велика и неоспорима ни была власть старого правителя, ничто так не ослабляет его авторитет, как болезнь. Верные Диоклетиану министры и личные советники, которые обычно вставали на его сторону против более жестких мер, предлагаемых партией Галерия, не могли не задуматься о собственном будущем. Так или иначе, Галерий сумел в полной мере воспользоваться ослабевшим сопротивлением старого императора. Итогом стало согласие Диоклетиана издать четвертый эдикт, выпущенный в Паннонии в апреле 304 года.[298]

Этот эдикт был куда более жесток, чем все предыдущие, буквально настолько, насколько вообще целесообразно быть жестокой государственной власти. Он пустил в ход принятую при Деции политику тотального преследования, направленную не только на духовенство, но и на все христианское население Востока. Впервые со времен Деция христианство было прямо объявлено religio illicita (недозволенной религией), как в свое время манихейство и друидизм: отныне оно было запрещено на территории Римской империи. Согласно новому эдикту, все без исключения жители Востока должны были совершать жертвоприношения. За отказ полагалась смертная казнь. Вот что рассказывает Евсевий:

В один день разом гибло множество людей: у одних рубили головы, других жгли на костре; мечи, которыми убивали, тупились, железо ломалось; уставали сами палачи, сменявшие друг друга. Тогда же увидели мы изумительный порыв и воистину Божественные силу и мужество уверовавших во Христа Божия. Еще читали приговор одним мученикам, как уже со всех сторон к судейскому помосту сбегались другие люди и объявляли себя христианами.[299] В теории четвертый эдикт был отсроченным смертным приговором для всех христиан на Востоке. На практике, разумеется, все было совсем не так. По всей видимости, самые многочисленные христианские общины и самые ревностные гонители были в Вифинии, Сирии, Египте, Палестине и Фригии. Общее число казненных вряд ли превышало несколько тысяч. Но количество смертей — не самая лучшая мерка для причиненных страданий. Римское государство собиралось заставить христиан приносить жертвы, а не уничтожить их окончательно. Многие представители духовенства, к примеру, оказались жертвами жестокой игры в «кошки-мышки»: их бросали в темницу, забирали оттуда и пытали, а затем снова запирали; и никто не знал, какие еще мучения и когда им еще придется вынести. Палачи не знали удержу:

Страшно слушать, что терпели мученики в Понте: им загоняли под ногти на руках острые тростинки и прокалывали насквозь пальцы; расплавив свинец, поливали этим кипящим металлом спину, обжигая нежные части тела. Некоторым постыдно и бесчувственно причиняли невыразимые страдания во внутренностях и тайных органах. Благородные законопослушные судьи, выставляя напоказ свои способности как некую мудрость, с великим усердием придумывали, какую бы новую пытку изобрести, и старались превзойти друг друга, словно в состязании за награду.[300]

Но кроме этих судей были и другие, описанные тем же автором, которые изо всех сил старались избежать жестокостей и массовых волнений, несмотря на провокации христиан. Они попросту записывали, что христиане в их городе принесли жертву, вне зависимости от того, было это или нет, или принимали на веру показания с чужих слов: им было достаточно, чтобы были в порядке записи. Один судья придумал двусмысленную формулировку для принятия жертвы: христианин должен был совершить жертвоприношение «единому богу», без дальнейших уточнений сущности этого божества. Некоторые приказывали силой подтаскивать христиан к алтарю и заставлять их бросить на него щепотку ладана, словно непослушных детей, которых тащат на прививку. Зачастую доставалось только самым шумным христианам, которые во всю силу легких кричали, что никогда не приносили жертв и никогда не будут этого делать — да и то им нужно было только заткнуть рот и утащить прочь, как если бы они согласились на жертвоприношение.[301] В других же провинциях зверства дошли до предела:

298

Eusebius, Hist. Ecel., 8.

299

ibid.

300

ibid.

301

ibid.