Номинально ответственность за издание четвертого эдикта и все связанные с ним жестокости лежала на Диоклетиане, но в 304 году его свалила болезнь, и он был отнюдь не в том положении, чтобы оказывать на кого-либо влияние, поэтому Галерий действовал практически без оглядки на старшего соправителя. Даже после выздоровления Диоклетиан так и не смог в полной мере вернуть себе контроль над событиями, как это было прежде. С тех пор решения, касавшиеся как религиозной, так и светской политики, носили на себе явственный отпечаток влияния Галерия, как станет видно из событий, описанных в следующей главе.
Они по-прежнему вызывают споры среди историков, поэтому вполне естественным было бы желание судить и критиковать их участников.
Нет никаких сомнений, что до 304 года Диоклетиан полностью контролировал все основные направления политики в империи и потому несет основную долю ответственности за гонения до 304 года. Я считаю, что он был виновен и в жестокостях против христиан и в том, что допустил ошибку, которую в определенном смысле можно сравнить с ошибочностью эдикта о ценах. Как императора, направляющего все свои усилия на спасение государства, его нельзя обвинить в том, что он ополчился на христианство и попытался противостоять его влиянию, по необходимости используя закон в качестве подручного средства. В самом деле, если учесть его глубокую привязанность к богам Рима и непримиримое отношение христиан почти ко всему, что олицетворяли эти боги, с его стороны было бы небрежностью не предпринять никаких мер. Но он не дал возможности сработать первому, бескровному эдикту. Разумеется, он бы не сломил христианскую церковь, но вполне мог бы загнать ее в подполье и ослабить ее общественное влияние. Если бы Диоклетиану удалось придерживаться курса избежания эпизодов мученичества, он смог бы добиться патовой ситуации, в которой государственных богов Рима не могло бы оскорбить открытое проведение безбожных церемоний. Возможно, именно этого он и пытался добиться. Но вместо этого, вопреки голосу собственного разума, Диоклетиан позволил спровоцировать себя на все учащающиеся случаи применения пыток и мученичества, тем самым ступив на путь насилия и гонений, с которого становилось все труднее свернуть и который лишь закалял фанатизм христиан, как того и боялся император. Репрессии продолжались еще долго после окончания правления Диоклетиана и так и не достигли цели, что и был наконец вынужден признать Галерий. Тех же результатов можно было добиться ценой куда меньшей крови.
Диоклетиан не был жестоким правителем или самодуром по сравнению с большинством его предшественников или преемников. Он очень высоко ставил законность своих действий и всегда предпочитал убеждение или хитрость грубой силе; к примеру, у нас нет достоверных источников, которые бы упоминали, что он прибегал к множественным политическим убийствам. Лишь упорное игнорирование воли императора, как это было в Александрии, могло побудить его сломить сопротивление огнем и мечом. Это было жестокое время, когда представителей низших слоев, humiliores, можно было вполне законно подвергнуть пытке, а обычные формы смертной казни для них (которой карались весьма многие преступления) включали сожжение, распятие и съедение дикими зверями. Но даже по меркам той эпохи — не нашей — последние этапы гонений были позором для императорской власти.
Что бы ни говорил закон, многие язычники, совсем не сочувствовавшие христианству, не могли принять, что с этими людьми обращались как с убийцами и злодеями. Пусть они держались в стороне и не желали приносить жертвы, но даже в крайнем случае это были обычные люди, с которыми законопослушные граждане общались на рынках и площадях и которые вели себя вполне достойно. За исключением странности их веры, они никому не причиняли вреда и все же платили за эту веру кровавую цену. Все больше людей начинало думать, что это попросту неправильно. В Александрии, несмотря на предупреждения властей, язычники укрывали христиан от представителей закона.