Все соблюдали условия решения Диоклетиана. Констанций без возражений принял кандидатуру Севера. Политическая атмосфера напоминала обстановку, сложившуюся после смерти Оливера Кромвеля: потребовалось некоторое время, чтобы люди осознали исчезновение могучей руки, твердо правившей ими столь долгое время. Когда же осознание пришло, сдерживающие их стены дали трещину, а затем разлетелись в прах, на семь лет ввергнув страну в очередной период гражданских войн и смятения. Аврелий Виктор говорит о Диоклетиане, что тот был для римлян как отец; и вскоре его наследники вновь принялись ссориться, словно непослушные дети.[314]
Как и многое из того, что он делал, отход Диоклетиана от власти практически не имел аналогов в истории Рима. За исключением переходного правления Нервы в 96 году, ни один император никогда прежде не отрекался от трона. Виктор предполагает, что Диоклетиан предвидел начало новых волнений, которые он не в силах был предотвратить, и потому, считая ниже своего достоинства ввязываться в очередную грубую борьбу за власть, сошел со сцены с незапятнанной репутацией. Еще одна версия говорит, что его начинала мучить совесть за преследования христиан (возможно, он даже считал свою болезнь карой за эти гонения), и он хотел от них отмежеваться.[315] Но и без подобных предположений факты представляются довольно недвусмысленными: он уже какое-то время обдумывал отречение, вероятно как часть обновления империи, и его болезнь (возможно, вкупе с уговорами Галерия) предоставила отличный повод для совершения задуманного.
Уход от власти, несомненно, положительно сказался на здоровье Диоклетиана, поскольку место, где он собирался жить после отставки, он выбирал весьма тщательно. Климат в этой части побережья один из лучших на всем Средиземноморье: сухое тепло, пышная растительность, обилие солнечного света и прозрачная морская вода. Дворец Диоклетиана по-прежнему остается одним из лучше всего сохранившихся памятников Римской империи и заслуженно пользуется популярностью у туристов. Расположенный в укромном углу полуострова, защищающего Салонскую бухту от моря, во многом он был построен как императорский дворец, а не частная вилла (как вилла Адриана в Тиволи). У Диоклетиана не было возможностей научиться вести жизнь частного лица, так что, вероятно, не стоит удивляться, что и этот дворец, с его надежной охраной на стенах и четким разграничением частных и общественных помещений, несет черты формальности и установленных внешних ритуалов. И все же атмосфера здесь была достаточно безмятежной, и когда Диоклетиан оправился духом, он с энтузиазмом принялся за планировку новых садов и зданий во дворце и на прилегающих территориях. Его природная склонность к созиданию, порядку и дотошному контролю теперь была полностью отдана огородничеству. При раскопках на дне моря у соседнего острова были обнаружены также огороженные рыбные садки, которые, вероятно, служили нуждам дворца.
По своей планировке дворец в сущности является военным фортом: большой прямоугольник, окруженный стеной с выступающими башнями и прямыми перпендикулярными улицами, соединяющими четыре пары ворот, расположенных по сторонам света; общая площадь дворца — 3 гектара. Длинный южный фасад дворца, от которого сейчас открывается вид на главную улицу города и гавань, был галереей, разбитой на части тремя лоджиями и выходящей прямо к морю; нижние ворота вели к молу. По стенам можно было обойти весь дворец по периметру. Главные ворота, выходящие на север, которые в Средние века стали называть Золотыми, представляли собой внушительный огороженный внутренний двор, который сохранился и до наших дней. Над входом располагаются ниши с арочным верхом, в которых, вероятно, стояли статуи императора и его семьи; выше, на карнизе, расположены четыре пьедестала, где вполне могли находиться фигуры четырех тетрархов. Карнизы, поддерживающие бывшие пилястры, украшены головами минотавров — они смотрят на посетителя, когда тот подходит к воротам.
После внутреннего двора взгляд гостя сразу же бывал захвачен длинными ритмичными колоннадами, стоящими по обе стороны главной улицы, которая вела к центральной площади и перистилю. Здесь все линии сводились к высшей точке — величественным порталам, которые служили входом в приемный зал императора; через них же император и его близкие друзья выходили к народу. Над этими порталами царил арочный фронтон, лежавший на четырех колоннах из красного гранита; сверху располагалась скульптурная группа с квадригой.
315
Victor, Cats., 39, 47. Cm. Jones, Constantine the Great and the Conversion of Europe, — автор, как ни удивительно, утверждает, что Диоклетиан раскаивался в начатых гонениях.