Несмотря на свою сложность, тетрархия Диоклетиана представлялась более упорядоченной структурой, чем была на самом деле. Она скорее демонстрировала искусную рационализацию местных центров вооруженного соперничества и отражала личные сильные стороны своего главы, нежели являла по-настоящему прочную основу устройства государства. Она работала не столько потому, что соправители действительно были приучены к сотрудничеству, а потому, что Диоклетиан мог управлять ими и в полной мере применить свое необычайное умение распределять власть. Но система, которая зависит от редких качеств одного человека, вообще не может считаться системой, поскольку не может продолжать существование в его отсутствие. (Здесь вновь приходит в голову аналогия с Оливером Кромвелем.) Справедливо сказать, что Галерий старался поддержать тетрархию на плаву. Если отставить в сторону традиционно черную палитру, в которой живописуют его христианские источники, он был сильным человеком со множеством достоинств, но это были достоинства другого рода или не того порядка, как у его тестя. Он был скорее воином, чем дипломатом, лучше умел командовать, чем убеждать, и не отличался талантом проникать в мысли своих союзников или врагов. Прочие правители не чувствовали, подобно Галерию, себя обязанными чем-либо памяти или правлению Диоклетиана, а старые символы законности власти тетрархов использовали исключительно в качестве орудия своей оппортунистической игры.
Часто можно услышать, что самая серьезная ошибка Диоклетиана заключалась в игнорировании наследственных прав на трон, и этот аргумент вполне справедлив — в каком-то смысле. Во время анархии III века рычаг верности династии оказался весьма малоэффективным, за исключением тех случаев, когда наследник сам оказывался сильным и умелым правителем. При создании тетрархии в 293 году возможность династической смены правителей отсутствовала — но появилась в 305-м, при обновлении состава тетрархов. Форма наследования не была закреплена в 293-м, и ее вполне можно было приспособить под позднейшие обстоятельства. Ошибка, совершенная в 305 году, состояла не в компетенции новых цезарей, а в том, что двое из коллег Диоклетиана, Констанций и Максимиан, вполне естественным образом сами питали надежды на династическую смена правителей при всей их верности созданной системе. У обоих резиденции и лояльные им армии находились на западе, далеко от Никомедии. И с ними не посоветовались, их не задобрили, их влиянию ничего не противопоставили — в самом деле, похоже, что в Никомедии едва ли имели представление о политических склонностях Запада. Однако же ожидалось, что эти двое, вместе с сыновьями, беспрекословно подчинятся политической воле Диоклетиана спустя долгое время после того, как он сошел со сцены. Подобная недальновидность так бросается в глаза и вместе с тем так нетипична для Диоклетиана, что и в самом деле могла быть вызвана состоянием его здоровья и усилившимся влиянием Галерия.
Позднее дому Константина предстояло столкнуться с проблемой избытка наследников мужского пола, которая приведет к кровавой череде убийств внутри семьи. А члены императорской династии умели вести друг с другом гражданскую войну ничуть не хуже императоров, которых не связывали узы родства. Но при всем этом в IV веке наконец была создана куда более стабильная система правления, базировавшаяся на совмещенных принципах династического наследования и коллегиального правления. Отчасти этой стабильностью империя была обязана основам, заложенным Диоклетианом, которые отсутствовали в III веке: длительному существованию императоров на востоке и западе, переход к абсолютной, «восточной» форме монархии и тщательное разделение гражданской и военной власти.