Называли и другую, менее лестную причину возвышения Максимиана: что Диоклетиан был посредственным полководцем и, зная это, нуждался в хорошем военачальнике, чтобы тот занялся собственно сражениями и маневрами; проводили параллель с Августом и Агриппой. Возможно, это правда. Диоклетиан знал себя достаточно хорошо, чтобы понимать, что в нем заложены способности скорее организатора, нежели боевого командира. В любом случае, он был намерен раз и навсегда восстановить прочные границы империи на месте разоренных зон военных действий, оставленных его предшественниками, а для этого — каким бы великим полководцем он ни был — ему придется разделить командование войсками. В следующие пять лет оба соправителя неустанно сражались каждый на своем участке границы.
Мы полагаем, что Максимиан был торжественно объявлен высокородным цезарем и filius augusti (сыном Августа) в Милане, летом 285 года, спустя всего несколько месяцев после решающей битвы при Марге; и тогда же либо вскоре после этого был принят в семью Диоклетиана на правах его сына, взяв имя Валерий. Само по себе это соответствовало традиции. Цезарем обычно становился законный сын августа, например Карин; точные размеры власти цезаря были размыты, но он носил официальный титул и считался наследником трона. Законный «сын» Диоклетиана, Максимиан, был почти его ровесником и быстро получил все полномочия и силу, которые нужны были для исправления дел в Галлии.
В обычное время галльские провинции были одним из богатейших регионов империи: объем экспорта сельскохозяйственной и промышленной продукции здесь намного превышал показатели Италии. Если только суметь восстановить мир и внутренний порядок, Галлия наверняка снова начала бы богатеть. Очень показательно, что за несколько десятилетий пришла в упадок даже эта плодородная страна. В приграничных районах, на основных направлениях вторжений, таких как долина Роны, некогда тучные поля превратились в лес и заброшенные заросли кустарника, виллы и фермы были разрушены и безлюдны. Гордые города лежали в руинах: причиной тому были грабежи варваров, государственные поборы и нужда в строительном камне для возведения оборонительных стен. Жителям процветающих, утонченных галльских городов, какими те были полвека назад, зрелище теперешней разрухи показалось бы кошмарным сном — чем-то вроде научно-фантастических романов о мире после катастрофы, которые завораживают читателей и наши дни. Группки напуганных, истощенных людей, жадных до новостей и падких на слухи, ютятся посреди разрушенных городов, почти не общаясь друг с другом, с опаской пользуясь дорогами и выращивая, что можно, на заброшенных полях. Банды неуправляемых вооруженных чужаков приходят без предупреждения и требуют приюта, угрожая сжечь город, и рассказывают о районах, где все жители бежали от грозных германцев, а некоторые даже поселились в пещерах.
Первым заданием Максимиана было навести в этом хаосе некоторое подобие порядка, а затем подготовиться к походу на варваров в устье Рейна. Повстанческое движение багаудов (bagaudae, «воинствующие») состояло из крестьян, пастухов, колонов и прочих, под предводительством Элиана и Аманда, объявивших себя императорами. Однако багауды не знали военной организации и не умели сражаться, а их вооружение в основном состояло из топоров, сельскохозяйственного инвентаря и прочих похожих орудий. Порождение гнева и отчаяния, багауды не имели определенной цели: возможно, что их первые предводители даже пытались остановить открытый мятеж. Перед лицом профессиональной армии ряды багаудов начали таять, и конные части Максимиан не-сколько месяцев прочесывали сельскую местность, освобождая города и вселяя мужество в их гарнизоны, уничтожая разрозненные отряды неумелых вояк-повстанцев. К началу 286 года бунт был усмирен в достаточной степени, чтобы Максимиан мог сосредоточиться на рейнской кампании. При всей своей необходимости эта война против подданных Рима, жизнь которых превратилась в ад из-за поборов правительства и набегов варваров, была жестокой, подлой мерой, и государство это понимало. Она не вошла в число официальных побед, и в позднейшем панегирике Максимиану тактично сказано: «Я умолчу о тех событиях, ибо я вижу, что ты, в твоем великодушии, желал бы скорее забыть об этой победе, нежели праздновать ее».[85] Избегнувшие гибели мятежники потихоньку вернулись по домам, но на тот момент правительство мало что могло сделать для них — разве что оградить Галлию от вторжений и удержать от грабежа со стороны своих собственных солдат.