Выбрать главу
Сюда же надо добавить и неуемную жажду строительства, ставшую для провинций не меньшей обузой по доставке работников, мастеров и телег, сколь бы ни было необходимо строительство всех этих зданий. Вот здесь — базилики, там — цирк, тут — монетный двор, там — оружейная палата, здесь — дворец супруги, там — дочери. Внезапно большая часть города обрушилась. Все переселялись с женами и детьми, как будто город был захвачен врагами. И хотя эта деятельность была гибельна для провинций, он говорил, что «это построено не так, как надо» и что «надо было сделать по-другому». И вновь возникала необходимость разрушать и изменять то, что могло обрушиться вторично. Так он и безумствовал, стремясь сровнять Никомедию с Римом.[96]

Весной 289 года Максимиан наконец подготовился к борьбе с британским мятежником Караузием. С помощью своей армии и заключенных союзов он изолировал Караузия от его франкских союзников и укрепил собственные позиции в Нидерландах, а кроме того, построил на Рейне новый флот. Он сосредоточил силы для удара по континентальным землям Караузия и двинул свой флот на север. Выйти к морю можно было только через устье Рейна, где его был готов встретить Караузий. Поэтому высадиться на берегах Британии Максимиан мог, только дав морское сражение и при этом лишившись преимущества неожиданности. Максимиан находился в тактически невыгодной позиции, а его люди были менее искусны в морском бою. Римский флот был просто частью армии, и лишь немногие командиры владели навыками морской тактики. Типичным военным кораблем того времени была либурна, 25-метровая двухпалубная сорокавесельная галера с одним парусом. Она была оснащена большим тараном, башнями на носу и корме и катапультами, со значительным отрядом вооруженных солдат. Такое судно могло потопить противника, только протаранив его, а этот маневр требовал большого искусства; поэтому морские сражения зачастую сводились к абордажу, и захватить корабль было все равно что взять обороняемый палисад. Для управления либурной требовались опытные рулевые, но поскольку почти все побережье находилось в руках Караузия, Максимиану было бы трудно найти достаточное число штурманов, имевших опыт кораблевождения в бурном Северном море.

Это было непривычное и рискованное предприятие, и хотя сухопутные войска Максимиана, очевидно, сумели прорваться к морю, его флот потерпел поражение. Панегирики, обещавшие, что Караузий понесет наказание, стыдливо умалчивают об этом провале — лишь позднее встречаются краткие упоминания о неудаче, произошедшей из-за шторма. По иронии судьбы, флот Максимиана мог быть перехвачен кораблями той самой системы борьбы с пиратами, которая так успешно действовала против набегов саксов. Поскольку римский флот двигался к Британии по тому же курсу, он должен был попасть именно в эту тщательно расставленную западню.[97]

Итогом этого провала стало неизбежное перемирие. Караузий мудро решил не пытаться расширить свои владения, но удовольствоваться имеющимся. Уязвленные, Диоклетиан и Максимиан пока что не могли прогнать узурпатора, равно как и не могли на такой долгий срок отрываться от дел на других фронтах. Поэтому негласно было принято, что Караузий де-факто контролирует Британию и побережье на континенте до самого Руана. Караузий был так же заинтересован в придании этого соглашения широкой огласке, как два августа — в том, чтобы его скрыть. Для Караузия это был официальный договор, который делал его ровней двум другим императорам, о чем гордо заявляли его новые монеты. Для августов это было досадное временное перемирие, которое можно было нарушить, как только позволит ситуация; поведение Караузия не нашло никакого отклика ни в их словах, ни на их монетах.[98]

Несмотря на поражение в Британии и прочие неприятности, включавшие новые волнения в Сирии и Египте, Диоклетиан не мог быть совершенно неудовлетворен результатами первых беспокойных лет своего правления. Стоя во главе империи, продолжавшей бороться за свое существование, ее правители прежде всего должны были выполнить две задачи — защитить свои границы и сохранить внутреннее единство; только после этого можно было переходить к другим проблемам. Как и его предшественники, Аврелиан и Проб, Диоклетиан постепенно справлялся с очередной волной вторжений: он усмирил племена на Рейне, Персия была связана договором, ситуация на Дунае понемногу стабилизировалась. По меньшей мере, он выжил: не пал жертвой дворцового переворота или очередного военного заговора. Он благоразумно наградил своих соратников-полководцев, раздав им префектуры, должности наместников и командные посты, и в то же время начал (опять-таки как Аврелиан) дистанцироваться от них, создавая вокруг персоны императора барьер из формальностей и ритуалов. И главное — его эксперимент с двойным правлением удался. Вокруг Максимиана хватало голосов, нашептывающих ему, что он мог бы стать властелином целого мира; но его победы — и, возможно, его поражения — укрепили их союз. Они сотрудничали друг с другом и в проектах, и в военных действиях; Максимиан охотно принимал советы старшего соправителя, и в результате они добились многого и на западе, и на востоке. Эту удачу следовало удерживать, взращивать и укреплять всеми возможными способами.

вернуться

96

Lactantius, Mort. Pers., 7.

вернуться

97

Pan. Lat, 11(3) и S. Johnson, The Saxon Shore Forts, Ch. 2.

вернуться

98

Webb, Mattingly и Sydenham, Roman Imperial Coinage. См. также R. A. G. Carson, The Mints and Coinage of Carausius and Allectus, JBAA, xxii (1959).