- Насчёт головы поосторожней, а то ведь и вправду отсеку! - грубо прервал король стражника, - Ладно, допустим, никто не заходил в казармы, куда мальчики делись? Перед тем, как все легли спать проводили проверку? Все ли были на месте?
- Да, Ваше Величество, все были на месте. Я проверял лично, - Тринион заискивающе заглянул в глаза королю, - Впрочем, как и всегда, перед уходом домой.
- Ладно, ладно, не выпячивай грудь, знаю, не всегда ты сам проверяешь! - при этих словах короля начальник воинской школы смутился и опустил взгляд, - Особенно когда в борделе вина налижешься! Ну да не в этом дело, расскажите быстрее, что произошло потом, а то я эту вонь уже не могу терпеть.
- Господин, так вот, я и говорю, только собрались трапезничать, как вдруг шум, вроде как ветер поднимается, - стражник поднял руки, изображая дерево, качающееся на ветру, - Пока выбежали, всё стихло, только запах остался, такой как будто серой пахнет и морской водой. Вот и всё, только мальчики пропали, о чём я сразу и доложил.
Шиан, не говоря ни слова, вышел. И только, уже выходя из ворот школы, обращаясь к Триниону, - Этих стражников высечь, по двадцать плетей каждому, затем в Каладию, в пехоту. Зарутона доставить в пыточную моего замка, допрошу его с пристрастием, пожёстче, а завтра утром публично казним!
18
Мальчишки гнали коней, сзади их пытались догнать Гунглион со своими солдатами. Погоня была азартной и жаркой, начальника охраны короля Шиана захлестнула жажда мести, и только она управляла сейчас его поступками. Как какие-то крестьяне посмели атаковать, и вдобавок убить двух его лучших солдат? Какая наглость! Добраться до деревни и прилюдно сжечь этих ублюдков, которые скачут впереди на своих конях. А кони у них, нужно отдать должное, хороши, не догонишь. А ведь даже королевский скакун уступал в скорости и выносливости вороному, который нёс сейчас Гунглиона к селению Ниофена. И до него оставалось уже совсем небольшое расстояние.
Эрлион, без устали наблюдавший за дорогой, вдруг увидел парнишек, прижавшихся к холкам коней, выскочивших на полном ходу из леса, и сразу же поджёг наконечник стрелы, обмотанный пропитанным маслом сукном. Ребята уже миновали место, где была расположена ловушка, и к ней на всём скаку уже приближаются Гунглион со своим отрядом. Стрела взмыла в небо, оставляя за собой дымный след, и сразу же, одновременно с командой Диона, в вырытые колодцы полетели огромные камни, обвязанные крепкими канатами. Частокол поднялся прямо перед воинами Гунглиона. В мгновение ока были перерублены веревки, привязанные к камням, и вся массивная конструкция стала намертво на свои толстые ноги-подпорки.
И сразу же острые колья приняли на себя тела воинов, которые как лавина, не в силах остановиться, подталкиваемые вперёд теми, кто напирает сзади, один за другим вспарывали груди и животы об аккуратно обтёсанные сосенки. Кто-то в попытке остановиться падал с коня и попадал в ров, где также ему было не сладко, и шансов вылезти оттуда живым практически не было. Всё смешалось, крики, ржание коней, последние стоны умирающих и кровь, наполнившая своим сладковатым, дурманящим запахом всю окрестность.
Действие ловушки оказалось убийственным, больше половины отряда, да и самого его командира поглотила она. Те, кто был в задних рядах, успели остановиться и сейчас растерянно кружили на месте, наверное, не понимая, что же всё-таки произошло. О том, чтобы кто-то попытался пробраться к селению, берегом реки, или, преодолев два ряда смертоносных кольев, не могло быть и речи. Солдаты личной гвардии Шиана, впали в ступор, и, хотя в отряде были воины, видавшие виды, но такое зрелище, ужасное и пугающее, выбило бы из колеи любого.
Лишь когда из сёдел начали один за другим замертво падать солдаты из числа выживших, разимые точными стрелами, сыпавшимися на них с уступа скалы, остатки отряда, сопровождая своё отступление паническими криками, пришпоривая, что есть мочи коней, разрозненно помчались обратно, под спасительный покров леса. По пути к лесу ещё несколько воинов Гунглиона упали и остались лежать на земле. Лишь небольшой части отряда удалось спастись.
И сразу же громом, нарастающим от раската к раскату, завибрировал воздух, наполнился этим звуком, и, кажется, сам превратился в этот звук - звук ликования победителя. Победителя, уставшего стоять на коленях, и решившего, наконец, дать отпор своему обидчику, и сломившего его. И в крике этом было всё - и радость победы, и гордость за себя и друзей, и скорбь по ушедшим, не дождавшимся этого момента.
Радость победы, победы скорее над собой, чем над врагом, над своими страхами, сомнениями и неуверенностью, всегда сладкая и пьянящая. И не удивительно, что сдержать эмоций не смог никто. Уже спускались со скалы, бежали по горной тропе к остальным лучники, чуть отстав, хромал Эрлион, смешно размахивая руками. Барнит, услышав радостные ликования, со своей командой поднялся от реки, и вместе с ними диковато и обиженно озирался вокруг. Ему не досталась жизнь ни одного врага, они лишь слышали, что происходило наверху. Но в конечном итоге радость переборола обиду. Твёрдые руки кузнеца отпустили палицу и взмыли вверх в радостном порыве, и он побежал к остальным, обнимая и целуя по пути всех, кто ему попадался.