«Арея долю некую он взял в удел»: так намекает на изначальное тожество Диониса и Арея Еврипид [36]. Дионис — бог воинских кликов, Элелей (Eleleus) [37], как бог воинских кликов и Арей; Дионис— Эниалий (Enyalios), как Арей [38]. Причем одноименный герой, Эниалий-фракиец, представляет собою страстный, в дионисийском смысле, тип Арея: он умирает от руки своего же божественного двойника [39]. Дионис, далее, — «бог, радующийся на мечи и на кровь» [40]; он — «меднодоспешный воевода» [41] . Оба божества сливаются в одном образе: «Бромий, копьеносец ярый, в битвах шумящий, отец Арей!»[42] Воинственные пляски в честь Диониса издавна совершались фракийцами [43] и вошли в эллинский быт особенно после походов Александра [44]. Спартанская pyrrhiche стала тогда вакхической: вместо копий пляшущие перебрасывались тирсами и размахивали зажженными факелами, изображая Дионисову победу над Пенфеем и его битвы в Индии [45]. Такая милитаризация обряда под впечатлением подвигов македонского «нового Диониса» (neos Dionysos) была принципиально возможна потому, что тирсы изначала служили копьями и Дионисово действо часто оказывалось воинским, как Ареево дионисийским [46]. Вооруженные двуострыми секирами дикие служительницы Арея, девы-амазонки, составляют полный коррелят вооруженным тирсами менадам Диониса; общим для тех и других является и ближайшее культовое отношение к Артемиде. Отсюда уподобление поэтического вдохновения вакхическим битвам в «Тристиях» Овидия (VI 1, 41):
Из всех прадионисийских образов оргиастического бога Арей и в историческую эпоху Дионисовой религии, оставаясь вполне самобытным в своем круге, по существу не отделился от обособленного Дионисова божества: отношение между обоими богами представляет собой редкий случай изначальной, самопроизвольной, естественной теократии. Вообще же Арей почти не отличается от других пра-Дионисов: он, по Гомеру, пьет кровь, — как, ради оргиастического обуяния Ареем, пьют человеческую кровь воины перед битвой, по рассказу Геродота (III, 11).
7. Загрей
Поглощение Дионисовым nomen et numen самобытного и уже не безыменного (срв. § 1) прадионисийского культа, как части целым, наблюдается в истории «дикого охотника» — Загрея. «Великий Ловец» (ho megalös agreuön, Etym. Gud.) — не просто один из эпитетов царя душ, как думал, по-видимому, Роде [47]. Без сомнения, Загрей-Аид, как Аид, в глазах Гераклита [48], и Дионис: но если Дионис, прежде всего не только Аид [49], — Загрей, совпадая с Аидом по объему религиозного понятия, отличается от него в обрядовой сфере тем, что он бог оргиастический. По героической ипостаси, им выделенной, — Актеону, — мы узнаем его как ловчего скитальца по горным вершинам и дебрям, окруженного сворою хтонических собак; как содружника Ночи и вождя исступленных ее служительниц; как душегубца, от которого надлежит ограждаться магическими апотропеями, вроде тех уз, какими были связаны идолы его двойников: в Орхомене — Актеона, в Спарте — Эниалия, на Хиосе — Омадия Диониса [50]. Будучи предметом женского оргиастического поклонения, он способен к приятию обличия юношеского и детского, что окончательно препятствует смешению его как с Аидом, так и с подземным Зевсом и подготовляет почву его орфической метаморфозе в сына Зевсова.
40
Orph. hymn. XL 50: hos xiphesi chaireis ed' haimati Mainasi th'hagnais. Ibid. XXX: arefos Dionysos.
42
Hiller-Crusius, Anthol. Lyr., fr. mel. adespota, 60; Bromie, doratophor', enyalie polemokelade, pater Агё. Срв. Diod. IV, 4.
44
Хиосцы, высадившись в Смирне, рассчитывают найти город покинутым мужчинами, которые, по их предположению, должны были уйти «в горы» для празднования оргий Дионисовых, но смирнейцы в городе учредили в честь бога воинские пляски (enhoplion orchesamenon): в мужских подражаниях женским нагорным радениям прославляется, как видим, Ареев лик Диониса. Aristid. ог. 17 Smyrn. (I, 373 Dind.). Lobeck, Agl, р. 679.
46
Срв. Himer, eel. 19,2: Dionysu hopla nebrides kai thyrsoi. — Хваля^ Эсхилову трагедию «Семь против Фив» как «драму хмельную Ареем» (drama Areos meston), Аристофан тем самым утверждает, что она полна Диониса, какою и должна быть трагедия.
47
Rohde, Psyche II, S. 13. Напротив, Isodaites («равно распределяющий пиршественное угощение») — epiklesis Аида.
50
Об Актеоне подробнее в главе о героических ипостасях Диониса. — Цель уз, по Лобеку (Agl. р. 275) и Роде (Psyche I, S. 190, А. 3),—желание удержать демонов на местах культа. Так объясняли в Спарте оковы на Арее (Paus. III, 15, 7); иначе — узы Актеона в Орхомене (ib. IX, 38, 5) и Артемиды с рыбьим хвостом в Фигалии (ib. VIII, 41, 6) или Афродиты в Лакедемоне (ib. III, 15, 11). Связывание богов имело несомненно магическое значение, мотивы же его могли быть различны, сообразно с природой отдельных божеств. Заклинания, обращаемые Афиной Пал-ладой к Эвменидам у Эсхила, показывают, что опасных демонов надобно было одновременно и прикреплять к месту, и удерживать от губительного применения их могущества.