Мы не будем рассматривать здесь то, каким образом это относится к обычаям современных примитивных народов и к тому насколько эти обычаи механистические и не мифологические. Но не может вызывать сомнений то, что магический тип мышления, который относят сегодня к истокам цивилизации, на самом деле является продуктом упадка и разложения, не зависимо от того, где он все еще проявляется. Только после того, как сознание человека утратило то величие, которое наделяло культ его смыслом, жалкие последователи укоренившихся неподвижных традиций стали жертвами предубеждения, что мистическая сила обитает в предметах per se22. Что бы не говорил нам Тайлор, но суть суеверий и предрассудков не в том, что они цепляются за то, что было отброшено ранее. Хотя их пресуппозиции давно утратили свою жизнеспособность, но их проявления, возникнувшие однажды из возвышенных идей, все же подстраиваются под прозаическую, бессодержательную мысль и продолжают существование, служа корысти и личному интересу.
Но концепция утилитарности, насколько бы рано она не привязала себя к культу, всегда являлась второстепенной, а также не способной привнести ничего к пониманию истоков актов культа. Чем активней ее выдвигают на передний план, тем значительней становится дистанция между ритуалом и его истинным, первоначальным смыслом. Там, где царит понятие корысти, акты культа становятся абсолютно поверхностными. Этот естественный факт был неверно истолкован и преподнесен учеными, которые ошибочно приняли конечный продукт за стадию его зарождения. В то же время, простые древние традиции, которые ученые презрительно игнорируют, заслуживают куда большего уважения. Эти традиции ведут культ обратно частично к прямому контакту с божествами и сущностями, которые однажды проявились во плоти, и частично — к происшествиям высшего порядка, память о которых и призваны хранить практики культа. Они помещают, таким образом, великое событие в начало, и в этом смысле полностью отвечают истинной природе создания культа. Независимо от того, что именно воплотило культ в жизнь, он обязательно должен быть таким, чтобы ни одна форма не подходила ему лучше, чем та история, которую мы находим в традиции. Должно было произойти что-то поистине великое, некое откровение, обладающее такой чудесной силой, что человеческое общество превратило себя в его живой памятник, добровольно отдавшись святому экстазу бытия всецело и ставши выражением и ответом на трансцендентное.
То, что было обозначено выше в общих чертах, можно (и нужно) проиллюстрировать многочисленными примерами. Сейчас же, однако, достаточно будет упомянуть всего о нескольких примерах, которые удивительно любимы современной наукой, а затем, наконец, указать на те, что открыто им противоречат.
Существовал очень давний ритуал искупления и очищения, широко распространённый в древнем мире. Он заключался в том, что одного или двоих людей вели через весь город, после чего этих людей убивали за пределами города, а их тела — полностью уничтожали.
Согласно современной интерпретации, это чудовищное действие должно быть порождено тем же практическим мышлением, которое порождает все методы, благодаря которым человек (даже сегодня) очищает свое тело и свое окружение. Другими словами, человек якобы считал, что опасность «цепляется» за человеческое существо как внешняя нечистота, и поэтому удалить ее можно также просто, как и грязь с нашего тела.
«Фармакоса водили по всему городу, чтобы он поглотил все миазмы. Затем его убивали и сжигали, или же отправляли за границу страны подобно тому, как при уборке используют тряпку, которую затем выбрасывают. Это несложно и понятно»23. Торжественный древний обряд начинает казаться настолько понятным современному ученому тогда, когда он начинает думать, что видит в нем тот же ход мыслей, которым мы пользуемся в повседневной жизни. В случае, который мы имеем перед собой, несоответствие между самим действием и процессом мышления, который приписывают его появлению, настолько велико, что наивная самоуверенность современного разума должна поразить нас едва ли не больше, чем так называемые суеверия «примитивного» человека.
Не смотря на фрагментарную природу исходного материала, величие первоначального действия все еще проявляется достаточно ясно. Избранного бичевали ветками, как если бы его благословляли, а его шествие сопровождалось игрой флейт. Он был одет в священные одеяния и носил венок из священных растений. До проведения ритуала его кормили за общественный счет особо чистыми продуктами. Все празднование совершалось отчасти в связи с особыми обстоятельствами, во времена свирепствования чумы, и отчасти на регулярной основе в то время, когда созревал урожай. Было бы слишком безрассудно пытать интерпретировать все детали совершаемого обряда.