Все же, чтобы ни решили однажды антропологи, ни один мыслящий человек не должен оставаться в неведении о том, что дорога к богам никогда не начинается с «сил» — названых магическими или описанных с помощью теологической терминологии.
Тот, кто верит в абстрактность идей, которые предшествовали на этапе культа божества, должен признать сам культ совершенно новым творением и разрывом с прошлым. В противном случае, он будет обвинен в абсолютно бессмысленном применении эволюционисткой концепции.
Этот раскол едва прикрывается таким бесполезным, и таким претензионным названием, как «вегетативное божество». Ведь то, что мы этим называем, является лишь предлогом для оправдания факта роста, таким же абстрактным и безжизненным, как и сама концепция роста. Затем мы просто скрываем этот предлог за пеленой почтения в нашем воображении, которое уже и так привыкло к такому постижению бога.
Следовательно, даже при представлении совершенно разных подходов, обе стороны разделяют один фундаментальный принцип. Они согласны, что все, что относится к «живой реальности» веры, является случайным продуктом так называемой эволюции. Что касается первичной сущности веры, то для нее остаются лишь шаблоны анемичного мышления.
Несомненно, это и является причиной того, что последние исследования, не смотря на ценность их отдельных открытий, всегда заканчиваются теми же старыми и пустыми выводами. На вопросы о смысле и происхождении всегда отвечают пустыми формулировками о религиозном типе мировосприятия или о сентиментальных чувствах, которые считают общими для представителей всех народов и культур. Поскольку люди имеют различные потребности и способы жизни, эти формулировки становятся бессмысленными и бесконечно меняются. Ничто не предполагает проявление божественного, которое может быть названо греческим.
Ничто не может свидетельствовать духу, который однажды проникнулся идеей греческого искусства и греческой мудрости, став учителем нового мира.
Филологи приложили большие усилия, чтобы проникнуть в духовный мир поэтов и философов. Вместе с Виламовицом они критикуют «современных историков религии» за утрату интереса в возникновении великих богов, и за возвращение этого интереса лишь тогда, когда «старая религия начинает распадаться и появляются омерзительные предрассудки магических свитков». Но их индивидуализм способен представить создателей всего значительного и глубокого лишь в подобие великим и одиночным персоналиям. То есть, весь период, который предшествовал возникновению великих богов, включал в себя лишь недуховное. А ведь именно этот был началом существования греческой религии. Таким образом, «история» греческой религии начинается не с откровений. Она начинается с ничего.
Пришло время уделить больше внимания источникам и положить конец нашему подавлению и нанесению ущерба половине тех впечатляющих вещей, которые они содержат.
2
Обе стороны убеждены, что культ является единственным истинным свидетелем религиозных верований, в то время как миф есть поэзией. Никто не хочет признать, что миф сталкивался с непреодолимыми трудностями, когда выводил из религиозных обрядов принципы, из которых возникают эти обряды, и силы, служению которым эти обряды были предназначены.
Наши собственные эмоции и помощь, которую мы получаем в результате исследования примитивных культур, предоставляющих нам необходимые аналогии, — эти элементы, как полагают, позволят нам довольно легко прийти к первичным значениям обрядов, имеющим, в любом случае, практическую цель.
Виламовиц говорит: «Целью культа и всех его практик является слияние и взаимодействие с божеством. По сути, все сводится к двум принципам: получению милости и благосклонности бога или же умиротворению его гнева». Остальные добавляют к этому, что первоначально практики культа были направлены на то, чтобы склонить божество исполнить желаемое. На самом деле, считалось, что эти практики и сами по себе имели магическую эффективность. Только на более поздних этапах появилось убеждение, что для их успешности необходима воля божества. Но оставим это. В любом случае, все согласны с тем, что сначала практики культа были направлены на получение человеком полезных результатов. Таким образом, современный разум был в состоянии использовать чрезвычайно наивную по своей природе предпосылку, чтобы приспособить к собственному способу мышления и собственному способу жизни одно из самых впечатляющих явлений в истории человечества. Тем не менее, религиозные обряды, с которыми все еще сталкивается наше существование, должны были послужить предупреждением. Ведь ни один серьезный наблюдатель не сможет избежать впечатления, что культ является наиболее чуждым из всех несвойственных современной мысли элементов. Следовательно, понятия полезности и собственной заинтересованности, вполне вероятно, наименее подходят для объяснения истинного значения практик культа.