Титаномахия, «сквозь» которую я смотрю на цепь событий, не является для меня лишь неким флажком, что я вольно ставлю в самые разные контексты. Это событие переживается мною как может и должно переживаться непосредственным его участником, и если здесь уместно говорить о крови, то я ею не только пишу, но и расплачиваюсь. Я всегда склонялась к мысли, что человеку не следует писать о том, что так и не стало частью его экзистенциального опыта.
Натэлла Сперанская
ЧАСТЬ I
ря%(а
ИСТОКИ
ФИЛОСОФИИ
Что такое философ? Искать ответ у древних греков.
Ф. Ницше.
Записные книжки, лето 1872 г.
Мы должны делать то, что делали вначале боги.
Чатападха Брахмана
Глава I
Max^a в контексте античной протофилософии Проблематика Начал
Античная протофилософия
1
Мартин Хайдеггер указывает на то, что понятие philosophia зародилось в кругу начала западноевропейского мышления1. Имея намерение быть последовательными, мы должны начать именно с определения philosophia, и одновременно проследить становление «любви к мудрости», начиная от ее истоков (протофилософский и предфилософский периоды), когда она представляла собой поистине духовный феномен — и вплоть до ее вырождения, т. е. до наших дней, когда все более актуальным становится вопрос о «конце философии» и кризисе современного мышления. В этой части мы рассмотрим исключительно западноевропейскую философию (не касаясь философских школ и направлений Востока), а, соответственно, в центре нашего внимания окажется Аполлони-ческий Логос, репрезентуемый в парадигме западноевропейского мышления.
2
Французский мыслитель и комментатор античной философии Пьер Адо обращает внимание на фундаментальное различие между изначальным смыслом понятия philosophia в представлении античного грека и тем, чем оказывается философия в наши дни. В его мировоззрении философия является, прежде всего, образом жизни, сам философский дискурс, настаивает Адо, имеет свой исток в экзистенциальном предпочтении, в некоей онтологической предрасположенности к выбору, который делает человек. Этот выбор кардинально меняет жизнь мыслителя; будучи сделан-
Хайдеггер М. Гераклит. СПб.: Владимир Даль, 2011. С. 19.
ным, он предопределяет общий вектор мысли и доминирующий дискурс, выстраивая эйдетически близкие цепочки философем в целостную систему. При этом мы не должны путать philosophia как «любовь к мудрости» с самой Sophia, мудростью, поскольку первая являет лишь «ряд подготовительных упражнений» по отношению ко второй (с чем был согласен и Рене Генон). Устремленный к мудрости (предвосхищающий мудрость) и достигший мудрости — близки, но не тождественны.
Что такое жить философией? — этот вопрос Пьер Адо считает фундаментальным для каждого мыслителя, поскольку философия — это прежде всего опыт. И только тот, кто сумел сделать философию неотъемлемой и самой важной частью своей экзистенции, вправе называть себя философом. Адо воспринимает речи античных мыслителей как «духовные упражнения» (античный философ не информировал, а формировал, воспитывал — на основании naiSela), а их трактаты как протрептики (греч. лротрелтшэ<; — увещевание), философский зов, приглашение к мысли, побуждение к философии — не как к созданию законченных теорий, а как к преображению всей экзистенции в процессе размышления. “Лично я определил бы духовное упражнение, — говорит Адо, — как волевую личностную практику, предназначенную для осуществления преобразования индивидуума, самотрансформацию”1. Сократовское (или платоновское) определение философии как “упражнения в умирании” Пьер Адо трактует следующим образом: “Упражняться в умирании это упражняться в жизни по-настоящему, то есть в том, чтобы превзойти “себя частичного и пристрастного”, возвыситься до “видения сверху”, к “универсальной перспективе”2. Иными словами, философствовать — это выйти за границы субъектности, осуществить переход от индивидуального к универсальному и архетипическому. “Духовные упражнения”, согласно Адо, подразделялись на: 1) физиологические (режим питания, например, как в Пифагорейском Союзе), 2) дискурсивные (диалог и медитация), 3) интуитивные (созерцание). Знать отличие между “упражнением в умирании” и “вхождением в эпицентр смерти” значит быть осведомленным о пропасти, отделяющей “постепенность умирания” (“скольжение в умирание”) от ментальной трансформации в носителя предельно опасных философем (фЛосбфрра). Учили ли древние о подлинном риске мышления, знали ли те, кому мы наследуем, о том, что Ма^а начинается с благородного дерзания мысли? «Более всего мыслят кровью, ибо в ней частицы стихий более всего перемешаны”4, — сказал тот, кто настигнул смерть в испепеляющем жерле Этны.