«Вот что, как рассказывают, сказал Гераклит чужакам, которые хотели добраться до него. Прибыв, они увидели, что он греется у печи. Тогда они остановились [удивленные и прежде всего удивленные потому], что их [еще не оправившихся от замешательства] он ободрил и велел войти, сказав: «и здесь присутствуют боги»49.
Другая история сохранила предание об «играющем» Гераклите: ауосюрцоо; 5’ е...; то ...epov тЦ; ‘Apre^iSo; дета rrav пa^5юv цотрауаТ^е nepicrayrrav 5’ aurov rrav ‘Eфec^юv, 'тг, ю какштог, 0авда4ете; etnev 'ц ow крет^ тoйтo noietv ц де0’ ti^rav nokreweo0ai;
49
Хайдеггер М. Гераклит. СПб.: Владимир Даль, 2011. С. 41.
«Он же вернулся в святилище Артемиды, чтобы поиграть с детьми в кости; вокруг него собрались эфесяне, и он сказал им: «Чему дивитесь, негодяи? Не лучше ли делать это, чем вместе с вами хлопотать о лоХц?»35
Задавались ли странники, заставшие философа греющимся у печи, вопросом, не говорит ли он с огнем, — для нас столь же неразрешимая загадка, как и то, чем являлась для Гераклита «игра». В данный момент важно лишь то, что обе приведенные здесь истории, по мнению Мартина Хайдеггера, ясно показывают, что в мышлении Гераклита «царствует близость к богам». Более того, богиней философа была никто иная, как «Светоносная», Артемида, сестра Аполлона (уже никто не вспоминал о Дионисовой сопрестольнице), из чего Хайдеггер приходит к заключению об «аполлоническом мышлении» Эфесского мудреца (категорически отвергая наличие дионисийского элемента, вопреки тому, что утверждал Фридрих Ницше). Сущность [божественных] брата и сестры Хайдеггер определял как «восхождение в мир, в котором царствует свет и светлое». Символизм «игры», так удивившей эфесян во второй истории, в полной мере раскрывается в самом «бытийствовании» игры: «Игра принадлежит тому, что называется словом фюсис. Нимфы, играющие в игру «природы», — это подруги Артемиды по игре. Знак «игры на струнах», игры вообще, — это лира, появляющаяся в форме лука. Если мыслить по-гречески, то есть постигать «явление» как бытие, тогда лира «есть» лук. Лук посылает смертоносные стрелы. Охотница, ищущая живое, чтобы оно нашло смерть, имеет при себе знаки игры и смерти: лиру и лук. Другой её признак — «факел», который, будучи опрокинутым и погашенным, символизирует смерть. Светоносная есть Смертоносная»36. Но ведь и солнечный Аполлон не так благ, как это принято считать.
Если бы мы ограничились характеристиками Аполлоническо-го Начала как солнечного и прекрасного, если бы Аполлон оставался только «богом всех сил, творящих образами», богом, несущим с собой принцип индивидуации, principium individuationis, мы оказались бы неправы. Достаточно вспомнить, что он сделал с Марсием, который дерзнул вступить с ним в музыкальное состязание, чтобы понять, насколько не простым является Аполлони-ческое Начало. Вот что писал о нем Гомер:
Так вопиял он, моляся; и внял Аполлон сребролукий:
Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом,
Лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый;
Громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали
В шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный.
Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет;
Звон поразительный издал серебряный лук стреловержца.
В самом начале на месков напал он и псов празднобродных;
После постиг и народ, смертоносными прыща стрелами;
Частые трупов костры непрестанно пылали по стану.
Девять дней на воинство божие стрелы летали...52
В этом отрывке гомеровской «Илиады» Аполлон предстаёт как гневный и воинственный бог, бог «ночи подобный». Солнечный бог, как и олицетворяемое им светило, мог нести гибель, но мог и исцелять. Как прорицатель, Аполлон наделял пророческим даром других; дети Аполлона — Бранх (по одной из версий был не сыном, а возлюбленным Аполлона), Мопс, Идмон — получили свои способности от «водителя судьбы», своего божественного отца. Аполлон довольно мстительный бог — после того, как Кассандра, наделённая им даром прорицания, отвергла любовь Аполлона, он сделал так, что люди перестали верить её пророчествам. Следует отметить, что ухаживания Аполлона бывали часто отвергнуты и богинями и смертными женщинами. Отсюда его в целом отрицательное отношение к женскому началу. Независимый нрав — аполлоническая черта (столь разгневавшая однажды Зевса, что он заставил Аполлона принять облик смертных и служить людям).
Амбивалентность аполлоновских черт подчеркивается тем, что на архаическом этапе этого бога отличал зооморфный элемент: Аполлон отождествлялся с лебедем, вороном, бараном,