В работе «Что такое метафизика?» Хайдеггер определяет ничто как «полное отрицание совокупности сущего» и, задаваясь вопросом «когда мы находим след ничто?», даёт исчерпывающий ответ: «когда нас охватывает глубокая тоска, бродящая в безднах нашего бытия...» Приближение к ничто (или небытию) происходит в момент настроения экзистенциального страха (die Angst ); сущностью же метафизики является абсолютное погружение в стихию этого страха, а через него — выход в ничто (или в Хаос Гесиода). Но Хайдеггер говорит не об обычном страхе, являющимся реакцией на нечто конкретное и определённое. Die Angst возникает в отрыве от какой-либо конкретизации, — ему предшествует странное спокойствие, «все вещи погружаются в некое безразличие и мы вместе с ними». Так в ускользании сущего открывается ничто. Dasein лишается опоры и тоже ускользает.
«Экзистенциальный страх лишает нас слов. Сущее ускользает во всей полноте и проступает ничто, перед которым умолкает всякое «есть». В экзистенциальном страхе, когда становится по-настоящему не по себе, часто начинают говорить невпопад, лишь бы нарушить возникающую тишину, что только доказывает присутствие ничто. Когда экзистенциальный страх ослабевает, всякий сразу же может подтвердить, что в этом страхе и правда раскрывалось ничто. Покуда в нашем взоре ещё свежо воспоминание, мы совершенно уверены: не было ничего такого, чего (и из-за чего) мы боялись — действительно ничего. И в самом деле, здесь было само и как таковое ничто.
В состоянии экзистенциального страха происходит наиважнейшее событие нашего здесь-бытия: становится очевидным ничто, которое теперь может быть поставлено под вопрос»76.
Страх открывает для нас ничто, но не делает его понятным и постигаемым. Ничто проявляется в единстве с сущим, при этом, не являясь нам как сущее. Мы окружены сущим, мы погружены в сущее, мы сами есть сущее среди сущего, но «только в ясной ночи ничто, наступившей в экзистенциальном страхе, становится явной изначальная открытость сущего как такового». Ничто (небытие) первично по отношению к сущему, из его первичности, из открытости ничто проступает Dasein , выходя за пределы сущего, и тем самым утверждая свою трансцендентность. Мы игнорируем ничто, мы не позволяем ему открыться, ибо слишком погружены в сущее, не давая ему возможности ускользать. Хайдеггер называет это поверхностным существованием. Моменты, когда мы подлинно прикасаемся к ничто, «удерживаемся в ничто», поистине слишком редки.
Хайдеггер констатирует Конец [западноевропейской] философии, справедливо считая, что дальнейшие философские штудии будут не более чем осмыслением этого процесса. Однако он учит о другом Начале, о подлинном Ereignis'е, что будет рожден именно из Конца философии. «Это такое понимание бытия, которое включает в бытие ничто»77, — пишет Александр Дугин. Таким образом, мы, русские, можем войти в философию именно благодаря глубинному осмыслению хайдеггерианской истории философии и его учения о новом Начале.
77
Дугин А. Г. Мартин Хайдеггер. Возможность русской философии. М.: Академический Проект, 2011. С. 23.