— Мы предоставляем ему возможности… — повторил Г. М., — но о ком вы говорите?
— Я об этом ничего не знаю, — сказала она, — это‑то меня и мучает!
После этих слов Изабеллы наступило молчание. Она встала.
— Предложите мне руку, Ральф, — обратилась она к Бендеру. Затем продолжила: — Довольно того, что я предупредила. Буду ждать вас в гостиной. Приходите как можно скорее.
Как только дверь за ней закрылась, Г. М. нагнулся над письменным столом и позвонил. Появился Шортер.
— Передайте Гийо Бриксаму и мистеру Равелю, что они мне нужны немедленно. — Затем он повернулся к Ментлингу: — Странные дела, друг мой, действительно очень странные! Почему вы ничего не сказали нам о попугае и собаке?
— Я не знал о печальной судьбе собаки, — пробормотал лорд. — Это действительно странно! Но, говоря об Изабелле, вы думаете, что она вполне?..
— Во всяком случае, она уверена, что кто‑то здесь не вполне… Вы знаете что‑нибудь об этом?
— Нет. Не станете же вы верить этим глупостям! О смерти собаки я узнал только сейчас, а что касается попугая… Все, что я могу вам сказать, так это то, что он заслужил, чтобы его задушили… Ненавижу этих птиц! Но не поймите превратно мои слова. Я никогда не причинил бы ни малейшего зла этой отвратительной птице, и я ее не убивал!
— А кто убил? Вы знаете?
— Нет! Может быть, прислуга? Они не любят Изабеллу, ненавидели и этого попугая. Его клетка находилась в столовой, и у нас трещало в ушах от его криков. Всякий раз, когда кто‑нибудь входил, он орал: «Ах, вот он! Ах, вот он!» — и хохотал как сумасшедший…
Он замолчал, немного покраснев, и прибавил в ту минуту, когда открылась дверь:
— Слушай, Гийо, Изабелла утверждает, что кто‑то убил Фидза и бросил его в мусорный ящик! Она в этом убеждена!
В комнату вошли два человека. Первый из них, к которому обратился лорд Ментлинг, маленького роста, с улыбающимся изможденным лицом, с бросающимися в глаза очками, высоким лбом, обрамленным такой же, как и у его брата, рыжей кудрявой шевелюрой, мгновенно остановился. Хотя он был моложе брата на шесть лет, вокруг его улыбающегося рта залегло много морщинок. Несмотря на внешность Ментлинга–старшего и его властные манеры, у Терлена создалось впечатление, что немощный Гийо на свой лад не менее силен, чем его брат. У него было умное лицо и странная улыбка. Что она означала? Естественную веселость, хитрость или злобу? Может быть, в его странном виде были повинны очки, из‑за которых его глаза беспрерывно мигали? На Терлена эти очки производили отталкивающее впечатление.
Гийо помедлил с ответом.
— Да, — сказал он наконец. — Я знал о смерти Фидза. Но объясните мне, почему вы поднимаете из‑за этого такой шум?
— Значит, вы об этом знали?
— Да, узнал еще вчера и боялся, как бы Изабелла не открыла правду.
— Вы, как всегда, склонны к таинственности?!
— Ну полно, довольно волнений по этому поводу, — сказал Гийо. — Войдите же, Равель, мы им нужны.
— Вот и мы, дорогой мой, — произнес приятный голос на безупречном английском языке. — Что случилось? Кто такой Фидз?
Совершенный выговор Равеля и знание английского языка в сочетании с его внешностью иностранца произвели глубокое впечатление на всех присутствующих. Это был высокий молодой человек со светлыми, коротко остриженными волосами, очень румяным лицом и просвечивающими на висках голубоватыми жилками. Элегантно одетый, он засунул руки в карманы, весело улыбаясь.
— Мы уже проголодались, — заявил он.
— Но вы знаете Фидза, — сказал Гийо, глядя на молодого француза сквозь черные очки. — Это маленькая собачонка Джудит. Вы видели ее, когда приехали сюда, вспомните.
— Да. — Равелю явно потребовались некоторые усилия, чтобы припомнить. — Красивое животное, что с ним произошло?
— Кто‑то убил собаку, — ответил Гийо. Затем он поклонился Г. М. — Вы, несомненно, сэр Генри Мерривейл? Я счастлив видеть вас здесь, сэр.
Выражение лица Гийо не соответствовало его словам, но он приветливо протянул руку.
— Черт возьми, чуть не забыл представить всех друг другу, — загремел Ментлинг. — Сэр Генри, это мой брат, и вы, конечно, уже догадались, кто этот второй джентльмен.
Он пытался шутить, но этим вызвал лишь еще большее напряжение у окружающих.
— Сэр Генри, расспросите немного Гийо об этом псе. Мой брат занимается магией. Я ничего не знаю об этих адских делах. Может быть, пес играл тут какую‑то роль!
В комнате на миг воцарилась тишина. Лицо Гийо не выдавало ни малейшего возбуждения, по он, однако, вынул изо рта сигарету.
— Вы позволите мне, — сказал он, наконец, голосом, мягкость которого таила угрозу, — сохранить свое мнение при себе… Я скажу вам, сэр Генри, о чем вы думаете. Вы сейчас, так же как и все остальные, задаете себе вопрос — почему я ношу очки с темными стеклами в этом непролазном лондонском тумане. Они мне необходимы, чтобы избежать невыносимой боли, которую у меня вызывает свет.
Лорд Ментлинг, казалось, почувствовал неловкость.
— Ну полно, Гийо, — сказал он, — ты что, не понимаешь шуток? Он, кажется, упрекает меня за свое плохое зрение, — продолжал хозяин дома, обращаясь к Г. М. — У него стали болеть глаза с тех пор, как я уговорил его сопровождать меня в моем последнем путешествии. Я думал, что ему это доставит удовольствие.
— Я хорошо помню, что кое–кому было смешно, что я ношу специальные стекла, чтобы защитить глаза от солнца… Это было очень интересное научное путешествие, сэр Генри. Меня привлекла не таинственная красота американских джунглей, а надежда, что это путешествие окажется полезным для моего здоровья. Когда я поехал с Алланом и Керстерсом, я намеревался остановиться на Гаити, чтобы изучить обычаи одного племени. Но Аллан считал, что у него нет для этого времени, и я один в течение трех месяцев жарился в Макапи под горячими солнечными лучами, ожидая их триумфального возвращения с двумя змеями, набитыми соломой, и с пачкой стрел, которые они считали ядовитыми. Я знаю, что темные стекла моих очков вас удивили…
— Действительно странно, — сказал Г. М., — что все обитатели этого дома говорят об отравленном оружии. Но это неважно! Я хочу вас спросить о другом: вы, кажется, лучше всех остальных знакомы с историей вашей семьи и являетесь хранителем ее документов, тайн и проклятий?
— Да, это действительно так.
— Можно ли и нам с этим познакомиться?
— Нет. — Гийо проговорил это холодным тоном, но, поколебавшись некоторое время, продолжил: — Слушайте, сэр Генри, я не собираюсь отказывать вам в информации. Напротив, буду счастлив ответить на все вопросы, которые вы мне зададите.
— «Но семейные документы оставляю старшему брату», так, что ли? — спросил Г. М.
Гийо расхохотался.
— Нет, это нисколько не заинтересовало бы Аллана. Я оставлю их особе, которая лучше других способна их понять.
— Хорошо. Я хотел бы чуть позже услышать все легенды. А сейчас поговорим о Чарльзе Бриксаме, который, кажется, первым умер в той комнате… — Г. М. порылся в карманах и достал какую‑то бумагу, — …в 1803 году. Имел двух детей: сына и дочь. Что знаете о сыне?
— По–моему, он был немного придурковатый, но не сумасшедший, поймите меня правильно. О нем заботилась его сестра.
— Она умерла в «Комнате вдовы» накануне своей свадьбы. Какого числа точно?
— Четырнадцатого декабря 1825 года.
Г. М. поглядел в потолок.
— 1825 год… Что произошло в этом году? Много договоров. Независимость Бразилии. Первый пароходный рейс в Индию.
— Кажется, вы исключительно осведомлены, — заметил Гийо, нахмурившись.