Я пришла домой с разбитым лицом
И сказала маме,
Что больше не буду ходить в магазин.
Это было прекрасное время.
Время, когда формируется вкус
И завязывается язык.
К примеру,
Когда я чесала поросятам розовые спины,
Я улыбалась.
Я любила их.
Они были в моём вкусе.
А когда я ела их внутренности,
То понимала, что это пиздец.
Но вкус был божественный.
Жареная свиная кровь со сметаной ‒
Вы пробовали?
Вообще слово вкус,
Когда оно употребляется по отношению к живым ‒
Это же дикость.
Ты не в моём вкусе ‒
Это значит,
Я не готов пить твою кровь?
Я не знаю.
Я совершенно запуталась.
На самом деле
Лингвистика путает ещё больше.
Я начинаю разбирать давно минувшие фразы,
Но потом понимаю,
Что в них нет того, что я ищу.
Что те, кто сказал эти фразы,
Говорят на мёртвом языке,
Который значит то,
Что принято.
Особого смысла нет.
Его никогда не было,
Потому что он не может быть рождён мёртвым сознанием.
Я была влюблена в мужчину,
Который старше меня в два раза.
Как-то он напился и сказал:
Я старый. Я тебе надоем.
Тогда я поняла, чем всё это закончится
И что он совершенно меня не понимает.
Но я сказала:
Мы говорим на одном языке
Этого достаточно.
Потом он меня предал.
Язык был не один.
Я просто хотела убедиться в этом.
И, спрятав надежду на лучшее в далёком сердце,
Убедилась в худшем.
О, человечество!
Тогда
Я решила научиться говорить о себе,
Развязать язык,
Стать предельно откровенной,
Завладеть тем, чего я требую от других.
Но многих пугают истории про мою жуткую жизнь,
Про то, что я видела.
Про то, чего никогда из меня не убрать.
Это жуткое тождество:
Я равно моя жизнь.
Я равно смерть.
Потому что
Всё моё детство ‒ это похороны.
Вся моя юность ‒ это похороны.
И молодость.
И говорю я
Исключительно
На языке смерти,
Но это живой язык.
Я живая.
3. Уши
Я знаю, что не смогу хорошо сказать о музыке;
Человек всегда выглядит глупо,
Когда пытается выразить страшную любовь.
Что я могу сказать?
Я люблю тебя,
Я очень люблю тебя,
Никогда не оставляй меня ‒
И всё это я скажу дрожащим голосом,
Скомкаюсь, как листочек с нелепым стихотворением.
Кому я нужна такая?
Только музыке.
Только она будет со мной столько,
Сколько я захочу.
И ничего не попросит взамен.
Проблема.
Андрей сказал, что следующим этапом моего творчества должна стать любовь.
Я с этим согласна, потому что на самом деле я не умею любить.
Что я делаю, когда влюбляюсь в песню?
Ставлю её на репит и слушаю до тех пор, пока не затошнит.
То же самое с людьми.
Я набрасываюсь на них, думаю о них 24 часа, посвящаю им стихи,
А потом мне становится тошно.
Я была влюблена в мужчину с фамилией известного российского певца.
Он всё время восхищался моими ушами:
«Такие маленькие и дерзкие!» ‒ говорил он.
А потом…
Я могла бы в сотый раз сказать о том, что он меня предал.
Но меня уже саму достало это нытьё.
Ни слова больше.
(Я не сержусь на тебя, Маликов)
Это не важно.
В мире, полном ненависти,
Мои сверстники практикуют ненависть.
И не только они.
Мне надоело это.
Сегодня‒завтра начнётся война
Сегодня‒завтра
Сегодня‒завтра мы лишимся всего,
Нас пронзят пули.
Но люди, практикующие ненависть,
Будут практиковать её до последнего.
Стоя над умирающим,
Они скажут ему о том,
Как его ненавидят.
А теперь навострите свои ушки:
Я ‒ Любовь!
Так быстро! Так шатко! Господи!
––
Запись из моего дневника за 27 мая 2017 года:
«То, что со мной делает музыка ‒ это несправедливо».
(споём!)
Я почти всё делаю под музыку.
Мне так легче.
Но иногда определённые сентиментальные песни (типа «Wicked game»)
Разрушают всю меня.
Я рассыпаюсь,
Не могу ничего делать.
В такие моменты я либо иду танцевать,
Либо пить.
Иногда просто хватаюсь за голову и сижу.
(здесь музыка)
На немецком мы читали сказку про девочку Момо.
Её главный талант был в том, что она умела слушать,
Поэтому у неё было много друзей.
Когда Никита Валерьевич спросил у меня,
Умею ли я слушать,
Я ответила:
Manchmal.
Поэтому у меня мало друзей.
И даже их я иногда не слушаю,
Чтобы не грузиться.
Зато меня они обязаны слушать,
Потому что я редко разговариваю.
(здесь музыка)