Было больно. Даже очень. Однако ноги сгибались, а пальцы шевелились. Наскоро ощупав болезненные места, Илья не обнаружил ни переломов, ни вывихов. Кости и связки оказались нетронутыми. Подвели мышцы, отвыкшие, несмотря на ежедневные многочасовые занятия на тренажерах, от нагрузки во время почти двухмесячного перелета. Теперь они мелко дрожали и работали через силу. Илья встал на трясущиеся ноги, сделал несколько пробных шагов. Ничего, идти все же можно. А к нормальной силе тяжести тело должно быстро привыкнуть. Будет очень уж болеть — примем стимулятор.
Илья отстегнул парашют, свернул его, чтобы тот не отсвечивал демаскирующим белым пятном с высоты, и засунул под какой-то широкий плотный куст со странными мелкими листиками диаметром не более полусантиметра, плотно облепившими хрупкие тонкие ветви. Слегка забросал для гарантии сверху пожухлой желтой травой и остался, в принципе, доволен своей работой — не отсвечивает и в глаза не бросается. Подогнал поудобнее рюкзак на спине, поправил лазерную винтовку и пошел вперед, на север, там, где была замеченная с высоты коричневая лента дороги. Других вариантов пока не было.
«Ну что же, попробуем разобраться в произошедшем, — подумал парень, осторожно шагая по незнакомому лесу. — Блин, я влип. И очень сильно. Наверное, бывают ситуации и похуже, но мне, похоже, и этой за глаза хватит!» У Ильи неприятно заныло под ложечкой при мысли о том, что он может уже никогда не увидеть людей, да и вообще не выбраться из этого леса, но офицер усилием воли отогнал от себя невеселые мысли. Страх и паника — плохие помощники, и пресекать их проявления надо сразу же, пока они не заняли прочное место в голове.
«Отставим эмоции и попробуем мыслить логически, — стал рассуждать Илья. — Какие у меня есть соображения по текущей ситуации и что я могу сделать? Для начала, конечно, лучше на всякий случай покинуть место приземления. Спасательной экспедиции с „Варяга“ не будет — ей не на чем и некуда садиться, это можно считать за установленный факт. Что мне известно о местности, куда я попал? Ничего. Кто ее контролирует: Высокие или гильдейцы? Не знаю. Но лучше считать, что гильдейцы, — за исключением нескольких крупный районов вроде полуострова Голова Орла, где заседает Совет, Высокие на Альвале контролируют лишь собственные замки и подступы к ним. Заметили ли альвалане, как мы покидали сбитый космоплан? Нет информации, думать можно что угодно. Если пилот не ошибся и ракеты были действительно американские, то вообще ничего не понятно. Нас сознательно атаковал Высокий Совет или это сделали американцы втайне от них? Тоже нет информации, также неясно и то, будет или нет гильдейцами или Высокими организована поисковая операция. Короче, ничего не ясно.
Теперь пункт два: что я могу сделать? Самое простое — выйти на связь с „Варягом“. Спутниковые телефоны в нашем взводе есть у меня, у Липатова, и у Вити Степанцова. Что это даст в смысле плюсов? Дам знать своим, что я жив, Жаворонков с орбиты может попросить Высоких организовать эвакуацию. Минусы тоже очевидны — все космодромы, а значит, и спутники контролируют гильдейцы. Связаться напрямую с орбитой, скорее всего, означает просто-таки заорать в эфире — вот он я, туточки, живой и здоровый, берите меня. Опять же ни Липатов, ни Степанцов этого пока не сделали, если они, конечно, живы. Пока и я с этим торопиться не буду. Что еще? Тактическая рация САДКа разрабатывалась специально для Элии, дальность действия сигнала была около двадцати километров. Но на Элии были одни снежные поля. Здесь не так: лес и неровный рельеф, поэтому уменьшим, грубо говоря, эту цифру до десяти километров. Тем не менее кто-то из наших может отозваться. Засечь рацию вроде как на порядок сложнее, вряд ли кто-то специально готовил аппаратуру радиолокации в этом лесу или барражирует сейчас в небе на самолете радиоразведки. Ну, в теории так. Я, к сожалению, ни разу не радиотехник. Тем не менее, если кто остался живой, то может откликнуться. Итак, решение — отхожу от места приземления на полкилометра и пытаюсь связаться со своими по рации».
Большинство деревьев в альваланском лесу имели любопытную особенность — хотя они и были невысокими, но их мелкие, густо растущие на ветвях листья были зелеными лишь на самом верху кроны. Чем ниже, тем листья росли реже и становились желтее, а у самой земли их практически не было. В результате лес был настоящей мечтой партизана — сверху ничего не видно из-за густых древесных крон, а у земли помех мало, как в осенней сосновой роще, благодаря чему передвигаться можно было прямо и с приличной скоростью. Илья вскоре нашел небольшую полянку и, присев на сухой поваленный ствол, активировал отключенную рацию. Коротко пискнув, прибор начал поиск.