Что касается меня, то я без указания своего правительства никуда не мог бы отлучиться, если бы даже была возможность. Королева со своими министрами оставалась пока еще здесь. Дочь ее с маленькими детьми уехала в Канаду, но ее зять, принц Бернхарт, выполнял свой воинский долг в армии. Говорили, что эта армия сражалась героически. На второй день после воздушных налетов в посольстве Швейцарии состоялось совещание дипломатов, где мы встретили коллег, внушивших нам надежду. Один из них, посол Швейцарии, одновременно наш дуайен, утверждал, что королева в солдатской каске на голове отправилась инспектировать различные полки и дивизии, в связи с чем сильно поднялся моральный дух солдат. Однако отсутствие на этом совещании послов Франции, Бельгии и Англии поколебало наш «моральный дух». На совещании рядом со мной сидел посол Румынии. На ухо он шепнул мне: «Они удрали? А что мы будем делать?» Когда он говорил «мы», он имел в виду нас обоих. Турция по англо-французскому пакту открыто занимала позицию противника Германии. Остальные наши коллеги, присутствовавшие на этом совещании, были послами нейтральных стран. Среди них находился посол Италии, верной союзницы Германии, и было видно, с какой иронической улыбкой слушал он наши успокоительные речи.
Мой румынский коллега продолжал нашептывать: «Мы должны подумать о себе». Но как? Из Бухареста не поступало ответа на его телеграммы, а из Анкары – на мои. Последним сообщением, полученным из нашего министерства иностранных дел, было указание о полномочиях для подписания турецко-голландского торгового соглашения. Что же в таком случае делать? Меня вдруг осенила мысль связаться с Анкарой через нашего посла в Лондоне Тевфика Рюштю-бея. Вернувшись домой, я сразу же бросился к телефону. К счастью, тогда еще можно было пользоваться телефонными линиями и Тевфик Рюштю-бей оказался на месте. Несмотря на треск и на вмешательство в наш разговор, так как мы говорили по-турецки, мне удалось изложить ему свои намерения. Я просил его запросить министерство и сообщить, надо ли мне следовать за королевой Голландии и ее правительством, в случае если они будут вынуждены оставить Гаагу?
Что же я услышал на следующий день? Как я и предчувствовал, Вильгельмина приняла решение не оставлять свой народ, невзирая ни на какую опасность, однако по настоянию членов правительства и главнокомандующего она вынуждена была уехать. По другим слухам, в полночь ее из дворца вывезли в Лондон. Я не помню точно, до или после королевы большинство членов правительства во главе с министром иностранных дел при драматических обстоятельствах также проделали долгий путь в Англию. Таким образом, в Голландии приостановились все государственные и административные дела. Они перешли в руки армии, все еще продолжавшей войну. У меня же теперь не было возможности связаться по телефону с Тевфиком Рюштю-беем, а у него – передать мне какое-нибудь сообщение.
Да, мы сейчас были гражданскими лицами, брошенными на произвол судьбы на поле боя. Дома наши не отличались от траншей на передовой. Не то что сделать шаг на улицу – мы головы не могли высунуть из окна. Воздушные налеты так участились, что нам просто надоело спускаться в подвальный этаж дома и подниматься оттуда, мы стали ночевать в спальнях, а дни проводить в залах. Кстати, Джемиль Джонк из нашей торговой делегации с первого же дня совсем не пожелал переносить эти тяготы самосохранения. По ночам он растягивался и храпел на диване рядом со спальней, которую мы выделили Полихрониадисам, а днем, когда ему становилось скучно, он отправлялся шататься по магазинам. Во время одной из таких прогулок с ним произошло опасное приключение. Зайдя в магазин, он имел неосторожность заговорить по-немецки. Хозяин магазина, приняв его за агента пятой колонны, которых тогда сбрасывали с воздуха в различной одежде, схватил его за плечи со словами: «Тебе место не здесь, а у той стенки», и тут же начал кричать: «На помощь, я поймал немецкого шпиона!» В те дни дежурившие отделениями на каждом углу голландские солдаты, вооруженные автоматами и пулеметами, имели приказ на месте расстреливать заброшенных парашютистов, безразлично, в какой одежде они будут – в военной или гражданской.
Хорошо, что Джемиль Джонк сообразил достать из кармана паспорт. Таким образом он спасся от верной смерти. Этот наш милейший соотечественник на следующий день после этого происшествия чуть не стал жертвой второго несчастного случая, уже по моей вине. Я, не получив известий от Тевфика Рюштю-бея, решил повидаться с послом Великобритании в Гааге, чтобы воспользоваться специальным кабелем для разговора с Лондоном. Кстати, мне хотелось получить от военного атташе посольства информацию о военном положении. Джемиль Джонк не пожелал оставлять меня одного в этой суматохе и, несмотря на все мои возражения, хотел хотя бы подождать меня в автомобиле. Правда, расстояние между двумя посольствами было не очень большим. Но с тех пор как мы ездили с Полихрониадисом в министерство иностранных дел, то есть за сорок восемь часов, передвижение на автомобиле в городе из одного квартала в другой стало таким трудным и опасным, а проверки приняли такой драматический характер, что я еще и сейчас не могу понять, как нам удалось благополучно добраться до английского посольства. На каждом шагу нас останавливала военная полиция, обыскивала, проверяла нашу одежду, карманы, скрупулезно изучала наши паспорта. Во время этих проверок от меня, моего коллеги и шофера ни на секунду не отводили пистолетного дула. Принимая эти меры предосторожности, голландцы были тысячу раз правы. Каждый город, каждая деревня страны кишели агентами в различной одежде, с поддельными документами германской оккупационной армии. Среди них были даже люди в форме голландских офицеров, а также масса лжедипломатов, священников и даже нищих. Наконец, когда мы подъехали к большим воротам английского посольства, – позабыв, что еще придется возвращаться, – мы глубоко вздохнули. Джемиль Джонк сказал:
– Я вас подожду в автомобиле. Если удастся, еще и вздремну.
Он даже отклонил совет привратника посольства поставить автомобиль во дворе. Таким образом, покинув Джемиля Джонка на улице, я направился к послу. Сэр Блэнд ожидал меня посредине огромного холла. В этом холле ничего, кроме деревянного стола и двух стульев, не было. Возможно, и их поставили здесь в связи с моим визитом. Английский посол выглядел очень усталым. После того как мы некоторое время переглядывались, как бы спрашивая, что же это за положение, в которое мы попали, я начал разговор:
– Дорогой мой коллега, вы знаете, что Турция не находится в состоянии войны с Германией, но является союзницей Англии. Если возникнет необходимость покинуть Гаагу, я поеду только в Лондон. Я считаю себя вынужденным действовать так по долгу службы, потому что правительство, при котором я аккредитован, сейчас находится там. В связи с этим я пришел выяснить у вас некоторые вопросы. Во-первых, можете ли вы мне обеспечить срочную связь с нашим послом в Лондоне? Во-вторых, могу ли я получить некоторые сведения о военной обстановке в данный момент у вашего военного атташе? В-третьих, можете ли вы, если возникнет необходимость, выделить мне четыре места на транспорте, который отвезет вас в Англию? В случае такой возможности – прошу вас сообщить мне об этом за четыре-пять часов до вашего отъезда.
Английский посол удивленно посмотрел на меня и, казалось, не знал, что ответить. Затем он как бы пришел в себя, поднялся и сказал:
– Пойдемте обсудим это дело с военным атташе, – и добавил: – ведь известно, что сейчас все дела в руках военных!
Пройдя по совершенно пустым коридорам, мы пришли к военному атташе. Он взволнованно разговаривал по телефону и сделал рукой знак, означавший «постойте, подождите немного…» Как раз в этот момент… да, как раз в этот момент один из самолетов «люфтваффе», словно желая задать перцу английскому офицеру, пронесся над крышей комнаты, в которой мы были, да так, что задрожали стекла в окнах. Однако офицер не придал этому значения. Он сказал человеку на другом конце телефонного провода: «Нет, нет, ничего не случилось. Я продолжаю». Сказал, но по его виду и состоянию было ясно, что он нервничал. Лицо его стало мертвенно бледным. От страха? Не думаю! Казалось, что он больше нервничал и бледнел от гнева.
Когда военный атташе, окончив телефонный разговор, подошел к нам, я по его глазам заметил признаки этого гнева: он смотрел на нас пристально и сурово. Посол сообщил ему причину моего визита, и я полагаю, что он совсем разозлился, ибо не ответил ни да, ни нет. Потом, подумав немного, проводил меня в комнату напротив своего кабинета. Здесь на стене висела большая карта Европы. Английский офицер пальцем указал на точку в юго-западной части Голландии.