После доклада начальнику горотдела Харламов вызвал к себе двух оперативников.
— Из горотдела не отлучаться, — предстоит операция. Машина уже подготовлена — стоит у подъезда. Как только позвонят мне — немедленно выезжаем. Ваша задача: всех, кто окажется в беседке, подвергнуть тщательному личному обыску. Изъять: ножи, карты, у Гребченко, разумеется, и обрез.
Вскоре на столе Харламова затрещал телефон: «Товарищ старший лейтенант, — услышал он знакомый голос старшего инспектора, — наш «знакомый» банкует в беседке».
— Выезжаем, — коротко бросил Харламов.
Машину остановили, не доезжая до беседки, откуда слышался оживленный разговор.
— Всем сидеть на месте, — раздалась команда. — Разве вам неизвестно, что распивать спиртные напитки в неотведенных для этого местах запрещено, тем более вблизи завода, — предупредил Харламов. — Но вы, оказывается, не только выпиваете, а и в карты еще играете, под интерес, конечно. Так что карты выложите на стол...
Харламов подошел к Гребченко, распахнул его пальто и быстрым движением рук извлек из-за пояса обрез.
— А это для чего? — спросил у Гребченко Харламов, держа в руках обрез.
Ответа не последовало. Гребченко стоял с поникшей головой в ожидании команды работников милиции.
Задержанных доставили в горотдел. Всех, за исключением Гребченко, сразу же освободили, так как они к делу, как показала проверка, не причастны. На них составили протоколы для привлечения к административной ответственности за распитие спиртных напитков.
Предстояла кропотливая работа: надо было еще изобличить Гребченко в совершенных им преступлениях, затем задержать его соучастников, пребывание которых на свободе было опасным.
Харламов пристально рассматривал отпечатки пальцев Гребченко на дактилокарте.
«Пока эксперт даст свое заключение, — рассуждал Харламов, — я сам посмотрю».
В дактилоскопии Харламов хорошо разбирался. Еще в школе милиции он приобрел неплохие навыки в отождествлении следов.
Потом положил рядом фоторепродукцию следов, изъятых на месте происшествия в сберкассе Дружковки. Поглядывая то на дактилокарту, то на след, он все больше убеждался, что в следах есть что-то общее, идентичное...
Харламов перевел взгляд на испитое лицо Гребченко, ожидавшего допроса.
— Александр Алексеевич, — обратился к задержанному Харламов. — Вы намерены чистосердечно признаться в совершенных вами преступлениях?
— Надо их сначала совершить, а потом признаваться, — нагло ответил тот.
Харламов посмотрел на него в упор, сказал:
— А ведь номерочек обреза сошелся с тем, что был на винтовке, которую вы взяли при ограблении машиностроительного техникума в Дружковке.
— Я его нашел.
Харламов взорвался:
— Значит, нашел? Нашел топор за лавкой... У вас, Гребченко, ничего не выйдет из задуманного. А вообще, перестаньте юлить. Говорите правду. Да и как можно вам поверить, когда вы оставили свой след, и не один, а все четыре, на стеклянном барьере в сберкассе в Дружковке.
— Не может быть...
— У меня, например, нет сомнения. Но позже мы вам предоставим возможность ознакомиться с заключением эксперта. Оно основывается на достижении науки. Всегда объективно, и за правильность экспертизы мы несем ответственность по закону. Ясно? Кроме всего прочего, вам, Гребченко, надо будет рассказать и об ограблении буфета тридцатой столовой.
Гребченко не спешил с ответом. Он явно выжидал: о чем еще спросит начальник угрозыска: «Видать, решил взять на «разгон», — думал про себя. — О какой экспертизе он толкует? Это очередная покупка — и не больше. Посмотрим, какую кость он кинет мне еще...».
Его мысли прервал Харламов:
— Сотрудница сберкассы ведь вас узнала. Теперь не отвертеться...
Гребченко по-прежнему сидел с опущенной головой и молчал. Тогда Харламов спокойно, выдержав паузу, сказал:
— Гильза от мелкокалиберной винтовки, найденная в столовой, тоже «заговорит» во весь голос. Она выстрелена из обреза, изъятого у вас. И, наконец, вы же не один были на преступлении. В этом вся сложность вашего положения.