В год моего прибытия во Францию отмечается столетие со дня рождения де Голля. Его последователи во Франции организовали большую научную конференцию в Париже, куда пригласили и меня. Я заблаговременно посылал в Москву предложения, чтобы у нас вокруг этой даты также были проведены достойные мероприятия. Предложил, чтобы одной из улиц или площадей Москвы было дано имя де Голля. Все предложения в Москве были приняты. Одно из них — приглашение к нам делегации из Франции. Ее возглавил внук де Голля, бывший в то время депутатом Национального собрания. Я несколько раз встречался с ним: по случаю открытия большой выставки, посвященной памяти генерала, устроенной в Лионе, перед вылетом делегации в Советский Союз. Потом он зашел ко мне в посольство после возвращения. Внук почти такого же большого роста, как и дед. Внешним обликом и манерами поведения он, пожалуй, даже больше похож на генерала, чем сын де Голля — адмирал и сенатор. В нем те же невозмутимость и уверенность. После пребывания в Москве он полон удовлетворения: вряд ли, говорит он, есть другая страна помимо Франции, где к памяти де Голля относились бы с таким уважением, как в Советском Союзе.
Знакомиться с менее официальным Парижем мне помогает посол Клод де Кемулярия. Мы подружились в Нью-Йорке в 1986 году, где оба были представителями при ООН и в Совете Безопасности.
Отец у де Кемулярия был грузином. Революция заставила его покинуть Грузию. Он обосновался во Франции и женился на француженке. Природа наградила Клода удивительной общительностью и темпераментным характером. Человек он правых взглядов, по профессии банкир и занимает видное положение в одном из крупнейших банков Франции — «Парижско-нидерландском». Несколько лет своей жизни он посвятил дипломатии. Особенности характера и свободный стиль поведения отличали его в Совете Безопасности от многих строгих профессионалов. Мне это импонировало, а Клод де Кемулярия шумно приветствовал появление там советского представителя, говорившего на французском языке. Наши оживленные диалоги вносили разнообразие в монотонность иных заседаний, особенно неофициальных консультаций членов Совета Безопасности. Дом де Кемулярия, точнее, небольшая вилла его дочери Элизабет недалеко от Версаля, поскольку он предпочитает принимать своих гостей там, — своего рода салон для многочисленных его друзей из Франции и со всего мира. Несколько раз мы ужинаем там с известным французским историком и политологом Элен Каррер д’Анкос. В начале моего пребывания она еще не была избрана во Французскую академию, но известность ее быстро росла. Она остро реагировала на все происходившее в Советском Союзе в больших статьях-анализах в газете «Фигаро». Много шума наделала ее книга, где она предсказала распад СССР тогда, когда в это никто не верил. Книга эта попала в цель не столько потому, что явилась результатом анализа реальных данных, а больше в силу того, что политическое кредо Элен Каррер д’Анкос всегда состояло в том, что Советскому Союзу следовало освободиться от «лишнего груза», как она говорила в беседах, — от среднеазиатских республик, Закавказья и Прибалтики и остаться в составе славянского ядра — России, Украины и Белоруссии — столь единого и прочного, по ее убеждениям, что естественное его дальнейшее сохранение и укрепление никаких сомнений у нее не вызывало. На самом деле ход событий оказался иным, но это уже расценивалось как деталь. Элен Каррер д’Анкос стала первым научным авторитетом по нашей стране и уже к концу моего пребывания в Париже заняла в ареопаге бессмертных кресло, некогда принадлежавшее Виктору Гюго.