— Но, может быть, было бы достаточно развития сотрудничества в рамках Хельсинкского процесса? — спрашивает министр.
— Одно будет дополнять и усиливать другое.
Р. Дюма не настаивает. Видимо, он удовлетворен, поскольку переводит беседу в другую плоскость.
— Как я понимаю, — говорит он, — возможный советско-французский договор могли бы подписать президенты.
Я с радостью отмечаю для себя, что разговор принимает практический характер. Что касается поставленного министром вопроса, то для меня ответ на него ясен, но, поскольку беседа пошла в благоприятном ключе, я, набираясь уверенности, в свою очередь решаю проверить министра Поэтому, уходя от авансов, я отвечаю: «О вашем вопросе я сообщу в Москву».
Р. Дюма быстро реагирует. Чеканя слова, он заявляет, что следовало бы сделать именно так. Более того, для подписания договора потребовалась бы специальная встреча президентов, которой пока в календаре советско-французских контактов нет. Она могла бы иметь место до встречи руководителей 35 государств в Париже.
Отлично. Теперь это уже предложение Франции.
Далее министр, проявляя настойчивость, проводит мысль о том, что Ф. Миттеран хотел бы оказать гостеприимство президенту СССР с учетом того, что сам он уже два раза подряд побывал в Советском Союзе.
Я убежден, что такая постановка вопроса справедлива и поступить следовало бы именно так. Все эти высказывания Р. Дюма важны прежде всего как свидетельство того, что мы приблизились к принципиальной договоренности о подготовке договора.
Министр поясняет в заключение, что доложит о беседе президенту, которому и надлежит принять решение. Это решение он либо сообщит мне, если оно поспеет до моего отъезда в отпуск, либо привезет в Москву, где 25 августа должна состояться его рабочая встреча с советским министром иностранных дел.
Министр и я, мы оба в прекрасном расположении духа Р. Дюма делает необычный жест — провожает меня к выходу через великолепные залы дворца Орсе, что дает возможность сказать немало приятных слов друг другу.
Вслед за отчетом об этой беседе я направляю в Москву и запрошенные предложения по заключению советско-французского договора.
Через несколько дней я в Москве.
В кабинетах МИД я нахожу неоднозначные настроения в отношении договора.
Э. А. Шеварднадзе дал задание подготовить концепцию советско-французского договора но работа эта ведется вяло.
На среднем уровне руководства Министерства иностранных дел имеются разные взгляды. Восторгов я не слышу, но имеются и откровенные сомнения.
Спрашивают: к чему договор с Францией? Что может дать он Советскому Союзу? (Это мягкое выражение сдержанности.)
Или утверждают: Франции, дескать, не нравится то, что мы готовим договор с Германией. Переговоры с нами по договору она использует для того, чтобы постараться сорвать заключение советско-германского договора (крайнее выражение тех же взглядов). Приходится спорить, стремясь, по крайней мере, нейтрализовать такие настроения. Главное же состояло в том, что политическое решение в отношении договора в Москве было принято. Эго создавало основу для подготовки предварительной концепции договора в расчете на то, что окончательный ответ, который мы ждем из Парижа, будет положительным.
С этим я улетаю отдыхать на юг.
Накануне прибытия французского министра меня по ВЧ-связи просят быть в Москве для участия в переговорах 25 августа. Наш министр выезжает в правительственный аэропорт Внуково-II встречать Р. Дюма, что было оправданным обстоятельствами исключением из протокольной практики, по которой это поручалось обычно заместителю министра.
Из аэропорта мы ехали в одной машине с французским послом. Тот с нескрываемым изумлением восклицает: «Оказывается, это чертовски важный визит!»
Я соглашаюсь, отмечая про себя, что слова посла после его краткой беседы с Р. Дюма в аэропорту — неплохое предзнаменование.
По обычаю, мы сопроводили Р. Дюма до резиденции французского посла, однако вместо чаще всего происходящего прощания перед входом в здание Р. Дюма пригласил Э. А. Шеварднадзе и меня зайти в резиденцию. Мы расположились в узком кругу в маленькой комнате на первом этаже, что рядом с парадной лестницей. Показывая на меня, французский министр заявил: «Ваш посол вел известные беседы в Париже. Я привез ответ президента Франции. Он положительный. Мы готовы заключить договор с Советским Союзом и открыты к тому, чтобы его подготовка началась незамедлительно».